В некоторые моменты накатывало отчаяние, дико не хотелось сидеть в камере. Порой нападал психоз, и я начинал осматривать камеру на предмет того, чем я мог бы себя умертвить. Такая возможность была весьма велика, просто я не нашёл ничего подходящего. Задушить сам себя подушкой я точно не смогу. Крыша едет реально.
Каким-то образом я досидел до обеда (14:00). Обед состоит из двух блюд: суп и компот. Выступлю в защиту первого: суп вкусный и в большом количестве, плюс хлеб и жить можно. А вот второе уже на ужин. Его можно запросить сразу, а ужинать уже чем Бог послал, либо не ужинать вовсе.
Как проводил время. Сидел на железной кровати, постелив одеяло. По словам Раймонда здесь кровати ещё хорошие, в Витебском СИЗО, где он находится, расстояния между рейками слишком большие, потому всё съезжает туда и сваливается, а по ощущениям, будто лежишь на рельсах. Когда ноги сильно замерзали, а мёрзли они всё время, потому что было холодно, а на мне тонкие носки, к третьему дню превратившиеся в грязные тряпки, то подтягивал пуховик и заворачивал ноги в него. Долго сидеть так не получалось, приходилось ноги спускать вниз, в самый холод (тянуло из открытой двери во двор). Пару раз засыпал, уронив голову на грудь. Проснувшись, не мог поднять голову, потому поднимал её руками. От Раймонда осталось два журнала со сканвордами на литовском. Их я читал время от времени, пытаясь найти знакомые слова. Литовский язык я изучал совсем мало, потом бросил, решив, что нужно больше уделять времени вещам более важным. А зря. Когда глаза уставали разбирать буквы, клал журналы рядом с собой и просто смотрел на обложки, подолгу размышляя. В одном положении сидел часы напролёт. Это дико тяжко, но вариантов не было. Утешал себя тем, что в давние времена пленников сажали в яму, где не было ведра с крышкой, но зато были дожди и ночной холод. В 17:20 доставили мужчину: Евгений Александрович (это отчество) 1984 года рождения. Что-то случилось с его сожительницей, не дотянули до заветной полуночи. Услышал его фразу: «Я взял её с двумя детьми». Мне показалось, что он не раздевался и не приседал со спущенными трусами, его довольно быстро посадили в соседнюю камеру. Вскоре он начал похрапывать, чем привлёк внимание надзирателя. Он схватил дубину и начал лупить ею в его дверь, пока тот не проснулся. Я зажал уши, чтобы не оглохнуть. Спать можно сидя и так, чтобы было непонятно, что ты спишь. Привет тебе, Евгений, если ты это читаешь! Постарайся больше не дебоширить.
