72 часа | страница 10
«Прощание с Матёрой» В.Распутина
«Архипелаг ГУЛАГ» и «Один день из жизни Ивана Денисовича» Солженицына. Это для примера.
Он много мне рассказал о своём родном городе в Литве, о своём детстве, как русский преподаватель учил его говорить по-русски. Я открываю то, что я писал от руки после выхода на свободу и понимаю, что очень много не могу сейчас написать сюда.
Вставать в 04:30, потому нам разрешили лечь спать в 21:00. Знал бы я, что буду радоваться такой возможности. За день очень устал, да ещё ранний подъём сделали своё дело, я был рад лечь под двумя одеялами. И матрас уже не вонял бомжами, и подушка не была такой каменной, как в прошлую ночь. И я понимал, что велики шансы нам больше не встретиться в этом мире. На глаза набегали слёзы, и я прятал их под одеялом.
Я мог бы описать надзирателей, их работу, поведение; в моей тетради про них написано много, но мои слова им могут навредить. «Если кто-то к тебе хорошо относился, не пиши об этом. Они сильно пострадают от своих же». Такой совет я получил от друга, который трижды сидел за участие в митингах. Мне тяжело даются эти строки, воспоминания не из лучших, но я продираюсь сквозь эмоции, чтобы выполнить обещание поделиться пережитым.
31 декабря: Раймонд встал в 04:40, надзиратель подал ему кипяток, Раймонд заварил кофе в пластиковом стакане 0,5. Ложку нельзя иметь, потому он просто трясёт стакан, чтобы кофе растворился в воде. И в 05:00 он с вещами покинул камеру. Я не вставал, потому что лучше лежать, чем сидеть. Перед выходом он махнул мне на прощание. Ну а как нам ещё было прощаться… Мы знакомы всего два дня, но этих двух дней хватило понять, какой он золотой человек. Не навязчивый, в разговор вступал только тогда, когда я начинал говорить, всё время старался меня подкормить, а я говорил, что мне наоборот нужно скинуть двадцать килограммов; человек, влюблённый в свою страну и в свой родной город. Теперь я обязательно побываю там, только Литва станет открытой.
В 06:00 надзиратель попросил меня вставать. Нужно было вставать немедленно, нельзя, как я обычно делаю, полежать ещё пару минут, морально готовясь к расставанию с постелью.
– Вот, я встал.
– Я вижу. Нужно свернуть матрас и убрать наверх.
– Немедленно этим займусь.
Окошко для подглядываний закрылось. После сворачивания матраса дела закончились, можно было присесть и отдохнуть. Часам к семи случилось то, чего я больше всего боялся все эти дни: дефекация. Надеюсь, не видели меня через камеру в камере, а если видели, им же хуже. Ищите на ютубе видео «Денис Зорин ходит на ведро». Завтрак в 08:00, надзиратель с надеждой спросил меня, буду ли я кушать. Такое неуместное слово в этом месте… Я не стал отказываться, ибо это очень серьёзное развлечение и способ убить время. На завтрак были отварные рожки с обжаренной морковью и луком. Впервые ел такое на завтрак и впервые в моей жизни ел такое блюдо. Подали в глубокой пластиковой тарелке и с алюминиевой ложкой. Я не побрезговал стаканом от Раймонда, мне в него щедро налили чай по самые края. А когда я отхлебнул оттуда, он оказался сладким! Я удивился и порадовался. Что же была за бурда в первый вечер, я так и не понял. Утром на весь день подают в окно хлебную пайку, три куска серого и три куска белого хлеба. Куски толстые, получается как целая буханка хлеба. «Если я столько буду съедать хлеба, то уже не смогу выйти из камеры!» – подумал я. Хлеб у меня не забрали, мол, пусть будет, на всякий случай. И действительно, выпил чаю с куском серого хлеба (когда сидишь как истукан, это хоть какое-то разнообразие в жизни). После завтрака в коридоре включили радио. Передавали новогодние песни на русском и английском языках, что должно было способствовать праздничному настроению. И были передачи на беларуском языке, что мне очень нравилось и помогало коротать время. Передавали речь Лукашенко перед силовиками. «Я уйду тогда, когда последний ОМОНовец скажет мне «УХОДИ!» Я тогда думал, что мы все должны начать искать этого последнего ОМОНовца.