– Ты несправедлив, Сай, – грустно отозвалась Майя. – Просто устал и вредничаешь. Пошел бы лучше Сашку приласкал, ребенок отца не видит неделями.
Сай хмуро молчал, потом пошел на кухню. Майя подала ему ужин, к которому он еле прикоснулся, глядя в одну точку и двигая головой. Ночью он любил жену так же неистово, как всегда, как все, что он делал, но в этом не было былой любви, и Майя его почти ненавидела.
Три года назад, еще “там”, она ушла к Саймону, сбежав из под венца, куда ее привел другой физик, высокий и обаятельный Марк. Тогда он был аспирантом у новоиспеченного и уже легендарного доктора Генды, а Майя заканчивала гуманитарный факультет, с которым у “физиков” существовал вполне естественный взаимный интерес. Загадочно-лукавый взгляд девушки в сочетании с ее стройной фигурой и походкой балерины (сформировавшейся у нее в детстве в результате посещения балетной школы; мама Майи рассматривала балетную карьеру дочки серьезно, и имя было подходящее), находились в фокусе внимания физиков, обделенных женским присутствием на их собственном факультете. Марк не сразу обратил на себя внимание красавицы, ей, по правде, больше нравился его шеф, тонкий и строгий Ричард, с которым она мимолетно пересеклась на аспирантском банкете, организованном в честь успеха молодого доктора. Марк вился вокруг нее весь вечер, постепенно завоевывая территорию сердца красавицы, а доктор Генда, как выяснилось, был счастливо женат, не спускал восторженных глаз со своей жены и других женщин на замечал.
Через несколько месяцев добившийся своего и обалдевший от счастья Марк сделал роковую ошибку, повторив известную в универских анналах “ошибку Юджина”, а именно: пригласив на предсвадебный банкет (свадьбу планировалось провести в городе Майи с многочисленными родственниками молодоженов) в числе прочих гостей друга доктора Генды Саймона Белкина. Искра, проскочившая между Саем и невестой Марка, превратила все веселое сборище в невидимую и беззвучную для молодых людей субстанцию, через которую они, держась за руки, молча прошли и также молча исчезли, оставив позади растерянного до уровня невменяемости Марка и толпу ухмыляющихся аспирантов. Так Саймон нашел свою женщину и жену.
Теперь она лежала на спине с открытыми, светящимися в темноте глазами, прислушиваясь к свирепому храпу своего гения, умудрявшегося снабдить даже этот не музыкальный фон необузданной энергией натуры, и боялась признаться себе в том, что играло и волновалось в ее душе, где место когда-то полностью занятое этим удивительным человеком, постепенно освобождалось для новых, не до конца понятных ей самой, переживаний.
