Вечность назад (неужели всего десять лет прошло?!), 22-летним дипломированным физиком с кипящими в душе надеждами и ожиданиями он пришел в высший музыкальный институт, чтобы овладеть, наконец, предметом неутоленной страсти, с одиннадцати лет горевшей в его душе. Пятью годами раньше он изменил Эвтерпе с физикой и математикой (другими несомненными царицами цивилизации), поддавшись моде (… что-то физики в почете, что-то лирики в загоне… ), советам друзей, соревновательному духу и общепринятому мнению, что “музыка – это не специальность” (иногда добавлялось, что в музыке надо быть гением, а, значит – сумасшедшим; к последней категории причислить себя Юджин никак не мог). Возвращаясь, наконец, к первой любви, и не без угрызений хороня точные науки, он слышал все громче звучащие в нем сонаты Бетховена, концерты Брамса, ноктюрны великого поляка и другое из этой непревзойденной серии… , а заниматься пришлось грохочущими гаммами, скучнейшими этюдами и прочими мучительными и абсолютно не музыкальными упражнениями.
Молодой наставник Юджина, бородатый пианист-аспирант Миша (надежды на то, что учить его будет “сам” профессор Зигнер к величайшему сожалению не состоялись), объяснил студенту, что бойкая техника манипулирования клавишами, которую тот продемонстрировал на прослушиваниях, никакого реального применения иметь не может, пока не будет опираться на прочный фундамент звукоизвлечения, ergo гаммы, этюды и упражнения. Все это было правильно, понятно и… . ужасно скучно. К Шуману и Рахманинову вела тернистая дорога “тренировок” длиной приблизительно в два – три года, так считал учитель Миша. Пройти эту дорогу до конца расстроенный Юджин не видел ни малейшей возможности. В довершение Миша сообщил огорченному студенту, что у любого музыканта, включая признанных и знаменитых, тренировки на каком-то уровне продолжаются всю их артистическую жизнь.
Стараясь быть честным с самим собой, Юджин понимал, что дело было не только в гаммах: разноречивые сомнения терзали его ужасно. Бывшие соученики, не считая Димки, растворившегося в провинции, успешно занимались физикой, публиковали статьи в академических журналах и продвигались к ученым степеням и авторитету в ученом мире. К тому же Ричард с Люсей получили квартиру в аспирантском фонде. О Саймоне известно было меньше, но как-то раз Юджину пришлось гулять и таперствовать (теперь ему как студенту консерватории за это платили) на свадьбе одного из бывших приятелей; там он случайно подслушал разговор двух подвыпивших физиков, в котором фигурировал некий гений – изобретатель Белкин, будто бы придумавший совершенно фантастический прибор для управления оптической информацией, тем самым колоссально укрепивший статус до этого неприметной лаборатории. Переварив прослушанную, толком не проверенную информацию, Юджин хотел было порадоваться за приятеля, но почему-то не смог. Вместо этого, неожиданно ожила и заныла “царапина”, оставленная подлой рыжей Светкой.
