Ольга не разрешила отпеть своего сына в монастыре, слишком уж виновным казался ей Бог перед ней и ее сыном. Но братья в монастыре, поскольку Саша был крещенным, по просьбе Евдокима отпели его заочно. После похорон отец Саши Сергей тоже запил. Бабы толковали между собой, что какой бы интеллигент он не был, но горе и смерть никого не выделяют, но всех ровняют. Здоровье Сергея никогда не отличалось особой крепостью, и срыв после похорон не прошел бесследно, он все чаще и чаще стал попадать в больницу; а его госпитализации стали длиться все дольше и дольше.
Ольге казалось, что с неба на нее обрушилась уже не гора, а целый горный хребет; или там, на небе сидел какой-то чертик и бросал в нее камни, – один за другим, и чем дальше, тем камни становились все больше и больше, и все тяжелее и тяжелее. Они ложились на грудь, и давили, и давили, и давили, и казалось, что не будет конца этому камнепаду, и он, в конце концов, просто задавит ее, – и Ольга задохнется под этой тяжестью. Она жила, словно робот и совсем перестала смотреть в небо; ее взгляд всегда был устремлен куда-то в землю, под ноги, словно там, в земле, в ее глубине, притаилась и протекает, вся ее настоящая жизнь. Пришло время, и умер и ее муж, и тогда она окончательно осиротела, оставшись одна на всем белом свете. Ольга буквально на глазах у всех превратилась в маленькую сгорбленную старушку, хотя ей и было немногим более пятидесяти лет. Она часами могла сидеть на одном месте и смотреть себе под ноги, в пол, словно именно там она видела что-то действительно ей дорогое, что-то, что лежало и хранилось глубоко в ее исстрадавшемся и измученном сердце. Иногда ее видели блуждающей по станице и в ее окрестностях, она ходила, так же как и сидела у себя в доме, – не поднимая головы и смотря вниз, себе под ноги. Бродила она, словно не зная куда идет, вся погруженная внутрь себя. И станичники глядя на ее отстраненный вид, перешептывались и переговаривались между собой:
– А учительница бедная! Наверно того, двинулась, как и ее сын! Царство ему Небесное! Да наверно и она так долго не протянет – такие долго не живут!
Однажды Ольга просидела дома, не появляясь на людях и не выходя даже из дома, около недели, вдруг она почувствовала, как у нее в груди что-то заныло и заклокотало, дыхание перехватило и ей захотелось куда-то идти. Куда неважно, главное не сидеть на месте и идти хоть куда-нибудь, чтобы от сердца отлегло, и она наконец-то смогла бы вздохнуть полной грудью. Она схватила свою кофту и, накинув на голову платок, поспешно вышла из дома. Выйдя на улицу, она побрела вдоль дороги, ступая по весенней зеленеющей траве, почти не поднимая глаз, лишь изредка поглядывая на прохожих и здороваясь с ними. Она и сама не заметила как оказалась за пределами станицы, на выгоне и наткнувшись на тропинку, побрела сама не зная куда. Как? почему? когда? и какими путями это происходит с людьми, мы можем только догадываться, но в какой-то момент Ольга остановилась и огляделась – ее взгляд стал приобретать очертания осмысленности. Припоминая где оказалась, она вспомнила этот маршрут и эту дорогу: именно по ней ее сын Саша, иногда бегал в монастырь, где встречался с этим чудаковатым Евдокимом. Она припомнила, как не раз ругала Сашу за это и призывала не быть мракобесом, – ведь он сын не колхозников, а умных и интеллигентных людей, – отец ученый, мама учительница, и ей будет стыдно, если ее сын уподобиться необразованным станичным старушкам и начнет кланяться перед разрисованными досками, как делают люди темные и безграмотные. Теперь вспомнив своего сына и оказавшись на этой дорожке, ведущей в монастырь, она села на обочину, прямо на траву, и горько заплакала от одиночества. Сколько она так сидела, забывши все на свете и сколько она пролила в тот момент слез, она конечно потом не смогла бы сказать и вспомнить, но в какой-то момент слезы прекратились, они словно кончились и их источник иссяк. Она вытерла глаза и впервые за многое время, а может за многие годы или даже за всю свою жизнь – посмотрела в небеса… Странное дело, глядя в этот бездонный голубой небосвод, испещренный причудливыми узорами облаков, она в какой-то миг, впервые после гибели сына и ухода мужа, почувствовала, что не одинока. Немного посидев и переведя дух, она поднялась и, стряхнув с юбки приставший к ней сор, она быстрым шагом направилась в сторону монастыря.
