Его старая комната уже не могла быть источником жизни, она состарилась вместе с ним. Давно в ней не звучал смех, давно не было душевных разговоров. Эта мысль зародилась в нем не сейчас. Настолько давно, что уже похоронена под нагромождением мусора жизни. В голове пустота, которую хочется заполнить мыслями. Но они не рождаются, неужели мысли тоже стареют и умирают. Лишь изредка он вспоминает что-то, немного крутит мысль в голове, но она истончилась как он сам, такая же неторопливая и блеклая. Ему скучно с этой мыслью, она не доставляет ему радости, своим развитием и ростом, она не обрастает деталями и подробностями.
Когда ты молод мысли витают в твоей голове, как сумбурный клубок, как стайка мелких птах, что задорно носятся в небе. И тебе так хочется навести порядок в мыслях, придать им строгость и систему, очистить голову от нагромождения этого веселого беззаботного потока чувств и радостей, от вязких изматывающих тревог. Ты буквально вожделеешь пустоты, чтоб построить новый правильный порядок. И вот ты стар, и у тебя в голове вожделенная пустота, но что-то ты не счастлив. У тебя не просто нет сил уже что-то возводить. Не осталось материала, кирпичиков. Всё же мысли, это бурный поток. Можно изменить русло, можно устроить запруду, заставив русло выйти из берегов или ограничить русло узкими рамками, ускорив поток мысли, но нельзя осушать реку.
Эта комната сильно напоминает ему, что он стар, но непреодолимое желание снова укрыться здесь, манит его не смотря на то, что он мог бы найти покой и уют в любом месте дворца. Что-то блеснуло под шкафом. Он сполз с кресла и на карачках подполз к шкафу. Он протянул руку под шкаф и сгреб ладонью наружу. Острые уколы пронзил пальцы. Он извлек наружу осколки старого зеркала, с облупившейся фольгой позади стекла, обмотанные пылью и паутиной. Он разбил его тогда, когда впервые, несмотря на весь его макияж и безупречные костюмы, он увидел, что он просто старик. Он так возненавидел себя, что в сердцах разбил зеркало кулаком. Убрать осколки было некому и он смел их ногой под шкаф.
Он, устало пыхтя, встал с колен и вернулся в кресло. Осмотрел свою руку. Несколько капелек крови проявилась на ладони. Ничего страшного. Даже приятно. Он еще жив, кровь внутри еще течет, хоть и давления ее уже не достаточно даже для приличного кровотечения.
Мерзкие стенания журналистов вырывали из размышлений. Он устало поморщился и взял пульт со стола. Выключил телевизор. Тяжелая вязкая тишина мигом заполнила комнату. Глаза постепенно привыкали к темноте. На секунду ему показалось, что тишина заполнила даже его череп, он не чувствовал разницы между внутри и извне. Он прислушался к своим мыслям. Ничего. Легкий укол страха пронзил сердце. С усилием выдохнув, он вытеснил страх, не дав тому развиться и захватить нутро. Лишь еще упорней прислушался к себе, обратив все свое внимание вовнутрь. Нужно попытаться что-то вспомнить, может это поможет? Зрительные образы прошедшего дня вспыхнули и пронеслись в темноте перед лазами, не оставив после себя и единого следа. Ни тревог, ни волнений – пустота. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул. Почувствовал, что его мышцы напряжены. Расслабился и обмяк в кресле. Где-то глубоко, или далеко он услышал подавленные голоса или щебет птиц, он не разобрал. Когда-то давно он слышал их так часто. Их так не хватало, но он не мог представить, что это за голоса и как снова их услышать.
