– Дочери Джавашвили планировали поездку в детский приют. Они раздадут крестьянским детишкам рождественские подарки! – говорила матери Софико и широко округляла глаза. – Можно я тоже с ними поеду, маменька? Можно?
Дариа Давидовна, которая гораздо меньше, чем муж, велась на подобные уговоры, подозрительно сощурилась, но не смогла ничего возразить, когда дочь показала ей дружественное письмо от Нино. Приписку о приюте она сделала сама, старательно подделывая почерк подруги, но maman этого, к счастью, не заметила.
– И в эту поездку ты, конечно, откажешься брать компаньонку, как и подобает любой незамужней девушке?
– Но maman!.. Зачем мне компаньонка, когда мы с Нино и её сёстрами едем туда вместе?
– Я лишь об одном тебя прошу: не втяни нас в какую-нибудь историю, – сокрушенно вздохнула Дариа. – Мы до сих пор расхлёбываем ту кашу, что заварила твоя сестра!..
Софико сердечно заверила maman, что никакой «каши» заваривать не собиралась – такой уж точно! – и с самым невинным лицом села в карету, помахав ей напоследок рукой. Княжна дала кучеру распоряжение ехать в Сакартвело, а затем как бы невзначай остановила его у издательства, чтобы «взять для papa парочку новых выпусков».
«Вот выйду, и поедем к Нино, – шумно дышала княжна, поднимаясь по бесчисленным ступенькам на восьмой этаж в типографию, – а маме скажу, что мы заболтались и никуда в итоге не поехали».
И комар носа не подточит!.. Очень гордая собой, девушка остановилась на последней ступеньке и с трудом отдышалась, но так и не успела дёрнуть ручки на двери с колокольчиком: шаловливая девчушка семи лет выбежала из типографии с весёлым смехом и чуть не сбила Софико с ног.
– Вай, балик джан!19– засуетился Ваграм, которого девочка держала за руку. – Куда ты бежала?
Заметив в дверях княжну, и он, и девочка мгновенно посерьёзнели, и пока та улыбалась от всей души, смущённо топтались на месте.
– Прошу простить нас, ваше сиятельство, – оправдывался издатель, притягивая к себе нарушительницу спокойствия. – Это дочка моего брата, Сатеник. Приглядываю за ней, пока он работает. В больнице её отец один за всё отвечает!..
Софико вспомнила рассказы Тины о том, как та ездила в Ахалкалаки на приём к новому врачу, и без особых усилий сложила дважды два. Приезжего лекаря генацвале описала, как грубого и неотёсанного мужлана, но мог ли столь неприятный тип иметь что-то общее с добрым и скромным редактором «Кавказского мыслителя»? Его карие глаза так ласково, хоть и требовательно смотрели на племянницу, а белоснежная улыбка казалась такой искренней, что в это верилось с трудом.
