– Ваш брат… Левон Ашотович? – изумилась Софико, заведенная в тупик подобными размышлениями. – Сменщик Матвея Иосифовича?
– Хопар!20 – вдруг позвала Сатеник, так и не позволив ему ответить. – Ес ахчик ова?21
Ваграм позволил себе смешинку в уголках губ, когда заметил полное замешательство на лице Софико, но за несдержанность племянницу всё-таки отругал.
– Тебя не учили, что надо молчать, когда взрослые разговаривают? – попенял он ей пальцем. Сати покорно стихла, а её дядя, наконец, обернулся к гостье. – Да, двоюродный. Я помогаю ему по мере сил, ведь сидеть с девочкой, кроме меня, некому. Видит Бог, с ней нелегко!..
Девушка понимающе кивнула и, почувствовав к чернявой малышке симпатию, с нежностью дернула её за щёки. Сати откликнулась с готовностью и, позабыв на время свои горести, расплылась в счастливой улыбке.
– Ты говоришь по-русски? – спросила княжна безобразницу, когда взаимный мир между ними закрепился.
– Конечно, – без труда нашлась дочь Левона, а Софико с облегчением выдохнула. Будет ещё одна причина бывать в издательстве чаще!.. Наверняка, Сати скучала по папе днём, и ей не помешала бы компания. И как девочка ещё не разнесла типографию до самого основания?
– Она может и не такое, – к месту заметил Ваграм, когда они уговорили девчушку уйти с лестничной клетки и посадили за книжку в углу. Никак не хотела расставаться с новой подругой!.. – Бывает порой жутко навязчивой и не слушается. Но, надеюсь, мы не сильно вас утомили? Я очень рад видеть вас, Софико Константиновна!
Её сиятельство призналась, что и сама соскучилась по «Мыслителю» и его атмосфере, и обязательно пришла бы сюда раньше, если бы могла. Он понимающе кивнул и, раскрыв по-джентельменски дверь, с готовностью пропустил вперёд.
Софико ценила «Кавказского мыслителя» за то, как свободно и глубоко в этих стенах дышалось. Этому во многом способствовал его основатель, много трудов вложивший в то, чтобы газета жила и процветала. За это его называли до кончиков ушей интеллигентом и отчаянным мечтателем. Ваграм был идеалистом. Он несколько лет прожил в Париже у родственников и не понаслышке знал, что такое европейский образ мыслей. Его семья была богата и сделала всё для обустройства сына в Европе. Однако, окончив учебу заграницей, он вернулся на родной, но ограниченный Кавказ и начал развивать здесь идеи, которые пока что приживались со скрипом. «Никандро Беридзе» в её лице не понимал, почему господин Арамянц, так хорошо обустроившийся во Франции – там он помогал своему дяде с юридической конторой – предпочёл бросить процветающее дело стряпчего ради небольшой типографии в маленьком городе. Она и сама мечтала сбежать из закостенелого кавказского общества, а он чудом отсюда вырвался, но так и не воспользовался шансом?! Да если бы её нога хотя бы раз ступила на итальянскую или французскую землю, никто бы не заставил её оттуда уехать!.. Ах, если бы она только смогла уговорить Шалико взять её в Европу с собой…
