Побывав но военных сборах, Алёша Крестьянинов, потёршись среди компетентных (в некоторых вопросах) людей он кое-чего насмотрелся, кое-чему научился, как говорят люди понавырел, научился «культурно» говорить, дело не в дело, козырять замысловатыми словечками, не зная их значения: одним словом научился болтать, корча из себя какого-то всезнайку. За это-то и невзлюбил его Рахвальский. Нет, нет да и урезонит Алёшу веским словцом, осадит его болтливый пыл.
В беседах с мужиками, Рахвальский знакомил мужиков и с вопросами общей политики капитализации и социализма. Он даже высказался перед мужиками и такой фразой: «…из-за своей простоты и наивной доброжелательности, капиталист продаст, а то и так отдаст пролетариату веревку, на которой, в последствии, этого же капиталиста и повесят!». Алёша и тут не стерпев сунулся со своим неугомонным языком, высказавшись: «Я из достоверных источников знаю, что оно так и получится. В субсидии сказанного, я добавлю, что с капитализмом произойдёт полная мерифлюстика, и постольку поскольку я разбираюсь в этой гаструляции, я должен вас сказать, если бы не мешали разного рода прерогативы, то вообще бы с капитализмом было бы покончено», – закончил Алёша. Сделав вопрошающий взгляд в сторону Алёши, Рахвальский недоумённо спросил соседа по лавке, толкнув его локтём:
– Чего это он мелет, ни к селу, ни к огороду?
– Я сам-то не знаю! – отозвался сосед. Но Рахвальский не стал поправлять Алёшу, а стал продолжать разговор с мужиками о том, что как бы не спокойно жил когда-либо народ, а о войне надо помнить, употребляя при этом фразу «Живи мирно – готовься к войне; воюя – думай о мире!» Алёша и здесь не стерпел: «На нас намахивается английский лорд Чемберлейн и хочет пойти на нас войной, но эпистолярно выражаясь, мы его не боимся и у нас в государстве создан фонд «Наш ответ Чемберлейну», так что мы его шапками закидаем! –восторженно козырнул Алёша.
– Да не Чемберлейну, а Чемберлену, – поправил его Рахвальский.
– Ну всё равно понятно, я извиняюсь, что немножко неправильно выразился, – оправдался Алёша.
– Чем извиняться, лучше не провинятся! – заметил ему Рахвальский, – и вообще, видимо ты Алёш, говоришь не от себя, а пересказываешь слышанное когда-то с чужого языка. А наверное, сам знаешь, что лучше один раз самому увидеть, чем сто раз от людей услышать. А пересказывать чужие слова ни только остроумно, но даже ослоумно! – уничтожающе подковырнул Алёшу Рахвальский и добавил: –Это замечание я сделал тебе не в упрёк, а в назидание! Потому, что чужая мысль – серебро, а своя – золото! А то, видимо, ты совсем малограмотный, кобылу через ять пишешь, а суёшься со своим грязным языком туда, куда тебя не просят! И вообще-то, видимо, у тебя Алёш, мозги не знают, что мелет твой язык, – не в шутку обрушился Рахвальский на Алёшу, под шумок разгоготавшейся мужичье-бабьей толпы, разгомонившей, когда речь коснулась тревожных слухов о войне.
