– О, а как я в юности увлекался авиацией! – с восторгом воскликнул он, и лицо его оживилось воспоминаниями. – Да что в юности! Уже женился, а мысли были заняты только ею, знаешь, забывал и про жену. Весь день до поздней ночи пропадал на аэродроме – испытывали новые конструкции, переконструировали старые. И всегда уставший, поздно ночью ложился спать. Жена всё терпела, терпела и однажды, под утро толкает меня локтем в бок:
– Максим… а Максим… Ну, кто я тебе жена, или кто..?
А я, сонный, она говорит, бурчал ей в ответ:
– Держись… держись, Мария: мы взлетаем…
На противоположной стороне нар, у мотористов, речь держал Степан Верёвка. Он повествовал о том, «як вин малым в город йиздыв». На голове его была замасленная шапка, которую он почти никогда не снимал, а только сдвигал её или на лоб, или на затылок, судя по настроению. Сейчас она сидела на затылке. Голос его был спокоен, басовит и звучал тем особенным грубоватым, но ядовитым юмором, на который способен только украинцы:
– Як було мэни год, маты кажет – йидь Стэпан с дядьком в город, купы соби вдиться, бо з осыни трэба в школу йиты. Ну, мы и поихалы. А дядько в мэнэ був мясныком. О-о такый гладкый та пузатый, – Верёвка показал дуговым жестом рук «якый у него був дядько» и продолжал:
– Вин як идэ по вулыци, всэ тило трусытца аж двэгтыть. Ну, дядько в городи пийшов до своих тэлят. Я его ждав, ждав, нэ дождався, да й сам пийшов в город: дуже хотилось мэнэ купыть блыскучи галоши и красну рубашку. Иду цэ соби по вулыци, останавлююсь и читаю: ап… ап. тека, кра…кра. край…универмаг, гас…гас…троном, а дэ ж думаю, тут «копыратив», як у нас на сили магазины звалысь, щоб купыть галоши и красну рубашку. Да и купыть шо – нибудь поисты, бо с дядьком в столовци йив йив и нэ найився», – вокруг смеялись, а Верёвка спокойно растягивал рассказ, довольный производимым впечатлением.
На верхних нарах уже укладывались спать:
Хотел бы так существовать:
Проснусь, зевну и снова спать…
Вася Петренко, не любивший размягчаться в своих чувствах, сидел за столом и толковал с инженером эскадрильи Пешковым о строении Вселенной, солнечной системе, работах Кеплера, Коперника. Они долго оживленно рассуждали, охмеленные вином, чертили на столе что-то. Инженер, наконец, встал, потянулся, и, зевнувши, сказал:
– Ну, что ж, спать? Вот уж выспимся за эти трое суток. Пехоте там, наверное, жарко, а мы здесь сидим, как у бога за пазухой, дрыхнем.
Вася тоже встал и потянулся. Глаза его были мутны, всё колыхалось. Он сделал несколько шагов к нарам, пошатнулся, зацепился плечом за подпорку и, улыбаясь, пробурчал:
