– Гм… Коперник прав: земля кружится.
– Слушай, Вася, расскажи ещё что-нибудь про Пушкина, – попросил кто-то из гвардейцев. Вася был исключительным мастером рассказывать столичные анекдоты. Он сел поудобнее, оперся спиною о столб и, подождавши, покуда вокруг немного успокоились, начал:
– Однажды Владимир Владимирович Маяковский, разъезжая по городам России, заехал в Киев. На одном из публичных выступлений, при массовом обсуждении его стихов, к Маяковскому особенно сильно приставал один интеллигент…
В землянку вошёл старшина эскадрильи Виноградов и громко объявил:
– Шота Бабахан – на пост!
Шота заклеил хлебом письмо, которое дописывал при слабом свете коптилки и передал его Степану Верёвке: – Передашь «кнопке», а то я завтра вряд ли её увижу, – он, словно чувствовал, что покидает всех навсегда, что ему суждено погибнуть в эту ночь. Он тепло оделся, дозарядил обойму автомата и вышел из землянки. За дверью послышалось завывание ветра, капнули брызги дождя.
Вася продолжал свой анекдот:
– Да… и вот к нему приставал один интеллигент. Он с жаром выкрикивал, жестикулировал и плевался слюной, критикуя стихи Маяковского. Маяковский вначале серьезно отстаивал стихи, поясняя их смысл, но потом убедился, что ему противоречит безграмотный и недалекий человек. В своей речи интеллигент особенно часто применял слова: «моя точка зрения», «с моей точки зрения» и т. д. Тогда Владимир Владимирович Маяковский спокойно прервал своего пылкого собеседника:
– Э… скажите, пожалуйста, где эта ваша «точка зрения»: я хочу в неё плюнуть!
Вокруг хохотали, а Вася, память которого вмещала миллион анекдотов, начинал новый. Вокруг опять захохотали.
Облокотившись на лавку, я слушал давно знакомые мне анекдоты и начинал зевать. Окружающее то тонуло, то вновь всплывало в глазах, мысли бродили где-то далеко – далеко и вдруг совсем исчезли…
– О, ты уже храпишь, – толкнул меня в бок Вася и продолжал свой рассказ:
– И вот, значит, у молодого Сергея Есенина, когда он учился в институте, не было своей бритвы. Он часто пользовался бритвой молодых супругов, живших в соседней комнате. К супругам приехала мать. Частые просьбы молодого поэта ей стали надоедать, и она решила однажды дипломатично ему отказать:
– Бритва занята, – раздражительно ответила она, и, подчеркивая каждую букву, добавила и… долго будет занята!
– А, понимаю, – ответил Есенин и, улыбнувшись, добавил… – слона бреете…
В это время где-то недалеко на аэродроме глухо разнеслась автоматная очередь. Все насторожились. Старшина Виноградов, я и Игорь Сухих, кто сидел ближе к двери, выскочили из землянки.
