В окно мне открывались прекрасные виды на Волгу, а в свободное от дежурства время третий помощник заходила ко мне поболтать, и даже однажды принесла большой вкусный арбуз.
Я держался на высоте своего положения и думал: «Увидела бы ты меня, дорогая, в моей рабочей робе, в ботинках 46 размера на одну ногу, то не была бы так участлива».
В Сталинграде с пристани на железнодорожный вокзал я шёл через развалины города. Было жутко. Какие страшные разрушения принесла война! Я не видел ни одного уцелевшего здания; груды камня и песка, да одинокие, почему-то уцелевшие трубы – вот и всё, что осталось от этого большого города. Эхом отражаясь от стен разрушенных зданий, как-то торжественно и скорбно гремела музыка из репродукторов. Она вызывала тихую грусть по этому русскому городу – дважды герою – и его славным защитникам.
* * *
Дома меня встретила племянница – Галя. Пять лет тому назад, уезжая, я помнил её совсем крошкою, ещё в пеленках. Мне давали её подержать, а я, тогда ещё мальчишка, брал не умеючи, неуклюже, и голова её почему-то у меня всегда была ниже ног.
Теперь же Галя узнала меня по фотографии и выбежала навстречу:
– Дядя Митя! – закричала она, и смело забралась ко мне на руки.
Да, я уже был дядей, хотя совсем отвык от детей. Галя стащила фуражку, рассматривала кокарду и расспрашивала обо всем.
Вечером вернулась с работы мать. Очень тягостно чувствовалось отсутствие отца. Каждая вещь напоминала о нём. Не верилось, что его нет уже в живых, всё казалось, вот откроется дверь, – и он войдет, большой и широкий, чуть сгорбленный от старости, с полевой сумкой в руках, как когда-то входил, возвращаясь с работы, с пасеки.
Я загрустил. В станице остались одни старики да дети. Все ушли на фронт. С этой грустью я и уехал обратно.
* * *
Между тем, эксплуатационная практика шла к концу. Сдали зачеты. Пять отлично, одно – хорошо, три благодарности, одно взыскание – был итог моей практики.
20 ноября мы выехали на Западный фронт. Никто не вышел нас провожать. Дул холодный ветер, разыгралась метель. Поезд тронулся.
Прощай, Вольск! Много тыквы твоей мы съели на «торговой точке», и Волгу пропустили через себя, заливая пустые желудки водой да чаем…
