Денис сидел ни жив, ни мертв. Неужто?! Хохловская что-то набросала на клочке бумаги и, вложив записку в комсомольский билет, вручила ему.
— Это адрес военкомата и как туда доехать. Да, — спохватилась Хохловская, — карточек, конечно, нет?
Денис пожал плечами: откуда могут быть у него карточки?
Торопливо скрипя пером, Хохловская настрочила еще одну записку.
— Отдашь это лейтенанту. Ну, счастливо тебе…
Слабая улыбка на миг смягчила утомленное и строгое лидо Хохловской.
Галя ждала на скамейке.
— Порядок, — с гордостью сказал Денис. — Взят на оборонительные. Вот тут адрес военкомата.
— Это недалеко, — оказала Галя. — Четыре остановки, и мы на месте…
Почему-то Денису было с ней легко, словно с новодольской одноклассницей. Казалось, знакомы они давным-давно. И слушать ее было интересно. Дорогой она рассказывала удивительные вещи. Оказывается, большие здания в Москве перекрашивают сейчас так, что сверху на дома они не похожи.
— Это как же так перекрасить можно?
— Я, Денис, и сама не очень понимаю:
— Все же здорово додумались!
— Ага, да еще как! А знал бы ты, что с галками и воронами делается, когда начинают грохотать зенитки или бомбы рваться. Они как сумасшедшие становятся. Носятся громадными стаями… То вверх, то вниз… И орут, орут!
Перед военкоматом толпился народ. Гвалт и шум стоял такой, что надо было кричать человеку в ухо, чтобы тебя поняли. Перед входом в здание сразу четверо выкрикивали фамилии, и каждый из этих четырех выстраивал собранных им людей тут же в шеренгу по двое.
Поодаль, полукольцом охватив шеренги, толпились женщины, дети. Некоторые с грудными младенцами на руках. Молодая женщина, плача, цеплялась за высокого статного мужчину с буйной шевелюрой льняного цвета, мешала ему встать в строй. Он был растерян, поминутно оглядывался на друзей, но никак не мог набраться решимости оторвать от себя жену.
У Дениса эти женщины вызывали противоречивые мысли. Он и сочувствовал им, и досадовал на них. Ну поплачь, но зачем же цепляться, не пускать? Человек на святое дело, идет, Родину защищать. Поощрить, поддержать его надо, а не цепляться, не реветь, словно по покойнику. Но женщины ревели и цеплялись, и никто ничего не мог с этим поделать.
Сквозь эту разноголосую сумятицу Денис протиснулся в помещение. Галю оставил в скверике перед военкоматом.
Лейтенант Кукуев, невысокий, мускулистый, одуревший от шума, суеты и хронического недосыпания, посмотрел на него так, что душа ушла в пятки.
