Затем я вышел из туалета, открыл входную дверь и пошел домой. Моего ухода никто не заметил. На улице я чувствовал себя, как тот мальчик, выходящий из кинотеатра, доверчиво спрашивающий маму: «А мы живые или на пленке?»
Кстати, проходя мимо подпорной стены на остановке «Молокозавод», я принципиально отвернулся и посмотрел в противоположную сторону.
Перед сном я открыл свой дневник и сделал еще одну запись: «Возле дырки ходил Лис. Серая Шейка смотрела на него и работала ногами».
В ту ночь мои сны были далеки от искусства. Возможно, мозг, чтобы не дать мне свихнуться, включил защитную функцию и перенес меня в казино южно-американского города, где все посетители были темнокожими. После первого солидного выигрыша ко мне подошла пуэрториканка с рельефными формами и так смачно поцеловала, что всосала меня в себя целиком, я вошел в нее, как склизкий банан Басё. Последними в ее утробу проскользнули мои ноги. И прежде чем погрузиться в сладостную невесомость ее чрева, я услышал громкий шлепок ее сочных сомкнувшихся губ.
На следующий день мне позвонил Семен. Голосом, полным соболезнования, он вежливо справился о моем самочувствии, настроении и творческих планах. Видно, он неплохо задолжал Людмиле Какоевне, раз посчитал себя обязанным позвонить мне.
– Не хочу вас расстраивать, но у меня все хорошо, – заверил его я и поблагодарил за теплый вечер. Когда он сделал мне комплимент, отметив мои глубокие познания в области творчества Набокова, я скромно ответил:
– Всегда рад помочь. Обращайтесь.
– Да, кстати, – сказал он с наигранной непринужденностью, – не нужен ли тебе сюжетец для небольшого романа?
Я почувствовал, как в воздухе дематериализовалась добрая улыбка Людмилы Какоевны.
– Представь, – таинственно сказал он, – люди живут параллельно в трех реальностях. В одной они совершают поступки, во второй – эти поступки возвращаются к ним. А третья реальность представляет собой матрицу, которая…
– Боюсь, для меня это будет слишком сложно, – искренне сказал я. – Может, лет через десять возьмусь.
– Все-таки ты подумай, – миролюбиво сказал Семен.
После нашего разговора в подтверждение своей литературной состоятельности я вытащил дневник и сделал запись: «Серой Шейке надоело сидеть в холодной воде, поэтому она подтянулась на руках и высунула свой грустный зад из полыньи».
Женщины бывают разными: любимые доступные, которых можно лицезреть и с которыми можно общаться; любимые недоступные, которые существуют на экране или в воображении; женщины-друзья; женщины-знакомые по доброй воле, которых ты выбираешь; вынужденные знакомые – одноклассницы, соседки, словом, знакомство с которыми от тебя не зависит. Но речь пойдет не о них. Самая привлекательная для меня категория женщин – это боевые подруги. У меня есть такая, и я считаю это большой удачей. Надька живет в соседнем доме. Я помню ее столько, сколько себя. Мы одногодки. Когда мы в детстве гуляли на площадке возле дома, она отбивала от меня палкой других детей, чтобы они со мной не играли. Попросить она их не могла, потому что разговаривать начала очень поздно. С тех пор мы идем по жизни рядом, плечо к плечу, а если надо, то сражаемся с недругами спина к спине. Когда Надька рождалась, все счастливые звезды были заняты другими младенцами. Из родителей у нее одна мать. Тетя Валя напоминает мне несчастную Муху Цокотуху, только без спасительного Комара – постоянно влипает в паутину, где ее неизменно поджидает коварный паук, который припадает к ней и высасывает кровь. Сколько таких пауков я перевидал! Паук-злобный сосед, паук-коллектор, паук-алкоголик сожитель, паук-хитрый начальник. Бесконечная череда несчастий иначе как отработкой кармы, не объяснить. Были в жизни этого маленького семейства и периоды голода, и тотального безденежья, и непонятно откуда обрушившихся болезней, и поджоги квартиры сметливыми коллекторами. Все несчастья, отпущенные всему их двенадцатиэтажному дому, доставались исключительно их страстотерпной семье. Я стараюсь, как могу, скрасить их невеселую жизнь. Делаю это исподволь, чтобы не обидеть. Пару раз в месяц мы с Надькой устраиваем у меня дома кулинарные забеги, печем торты и прочие вкусности, после чего я заставляю забрать кулинарию домой. «Я и так жирный, ты хочешь, чтобы меня травили в классе из-за этого?» или «Представляешь, как меня будет гнобить перед всеми тренер, за то, что вес набрал?» – наседаю я. Таким же образом, к ней часто перекочевывают мои вещи: футболки, кроссовки, толстовки и куртки. Причины нахожу разные: мала, велика, дико светлая или, наоборот, слишком темная, не та надпись, нет карманов или капюшон, как у гнома. Благо у нас с Надькой один размер, и она презирает платья. Если она чует подвох и отказывается брать слишком дорогую, по ее мнению, вещь, я включаю рычаги: «Брезгуешь после меня надеть?», «Значит так, да? Мы с тобой больше не братаны?», «Не хочешь, потому что я жирный? (как вариант: потный, вонючий, заразный…)» Обычно, это срабатывает, и вещь перетекает в соседний дом, туда, где она нужнее. Таким образом, я пытаюсь приодеть свою Боевую Подругу. Дома могут только сказать: «Опять Надьке подарил?» И все. Никаких разборок. Находились просветители, которые пытались открыть мои глаза на нашу дружбу, мол, не ровня она мне, у нас нет точек соприкосновения и я компрометирую себя такой дружбой. Но я объяснял таким правдолюбцам, что они неправы. На доступном и понятном каждому языке.
