Но никто ничего не сказал. Я поискал глазами Наташу. Ее не было. Судя по молчанию слушающих, я понял, что они либо «Лолиту» вообще не читали, либо читали, но не разобрались, поэтому решил продолжить:
– Опять же, конец романа. Полное разочарование! Помните, как этот урод нашел ее, и она ему сказала, типа, душка, я с тобой никуда не поеду. Тут я просто…
На уме крутилось только матерное слово, но употреблять его я не решился.
– Если хотите, моя концепция такова: этому Гумберту надо было крепко навалять. Или мужа натравить на него, или самой. Даром, что беременная, ногой по колену и беременная может, потом, когда согнется, еще раз ногой по хлебалу, а напоследок – по бубенцам, – подытожил я.
Все молчали. Видно, мое реноме воспевателя весенних ручейков никак не вязалось с моей концепцией романа Набокова. Поскольку мне больше сказать было нечего, я решил проявить эрудицию:
– Вообще-то Набоков бабочек любил. Ловил их повсюду.
Тут кто-то запел паскудным голосом:
– На ху, на ху, на хуторе мы жили, и ба, и ба, и бабочек ловили…
Исполнение непристойной песенки прорвало плотину молчания. Все забубнили, закудахтали, заспорили. Каждый начал умничать, что-то доказывать, жестикулировать. «Хватилась кума, когда ночь прошла», – хотел я им сказать, но никто бы меня не услышал. Они, точно взбесились. Моментально забыв про меня, они напустили на себя интеллектуальный флер для прикрытия швов неладно скроенных идей. Артур что-то вещал про сладострастное томление плоти, Сергей оправдывал любовные песнопения Гумберта, Семен выкрикивал про мистико-трансцендентное преображение героев. Их токование оглушало, поэтому мне стало неинтересно, и я пошел в туалет.
Открыв на всю мощь холодную воду, я пытался помыть все, куда мог дотянуться, от лица до ключиц и подмышек, я закатал джинсы и освежил ноги до самых колен. Мне хотелось смыть с себя всю напряженность, всю грязь и негатив, в которые я невольно окунулся. Совершая священное омовение, я услыхал из коридора слабо различимые голоса, один из которых особенно привлек мое внимание. Это определенно была Наташа, именно этот голос с час назад рассказывал мне про банановую поэзию. Я выключил воду и прислушался. Наташа с кем-то не то спорила, не то уговаривала.
«Никогда и ни за что», – я был уверен, что она сказала именно так. «Ты ужасный, ужасный…» Потом была возня и я услышал слово «животное». Я опрометью метнулся на ее голос, спасать. В конце коридора, возле самой входной двери стояли Наташа и Элимир. Не раздумывая, я рывком схватил его за футболку. Я знал свои сильные места. Тренер всегда говорил, что особенно мне удаются броски, захваты и удушающие приемы. Было странно, что он был слабым противником. Все-таки на его стороне были возраст и масса тела. Но он был мягок и рыхл, поэтому, ловко сделав подсечку, я резко повалил его на пол и, оседлав, схватил за горло. Дальше я не знал, что с ним делать. Во время нашей возни в коридоре Наташа пыталась нас разнять, вернее, стянуть меня с него. Она была явно на его стороне. «Ваня, умоляю, отпусти его! Ваня, не повреди ему руки! Он же не сможет писать картины! Ваня, довольно, ты делаешь ему больно!» – причитала она. Как только я выпустил свою жертву, она тотчас рванулась к нему и стала вытирать кровь из его плакучего носа. Ко мне она даже не подошла. Занятые литературными дебатами, не подошли и остальные. Я снова вернулся в санузел и включил воду. Постепенно передо мной стала проясняться реальная картина. Скорее всего, у Наташи с Элимиром был роман, а «никогда и ни за что» на любовном языке означало «всегда и при любых обстоятельствах», ее реплика «ты ужасный, ужасный» соответственно переводилась как «ты прекрасный, прекрасный». Ну а слово «животное» подчеркивало мужское начало ее избранника. И как только я мог попасть впросак! Но, клянусь, это не я, это воин во мне.
