–Сами еще как следует не обжились. Диван бы купить, торшер… Мне так понравился один, – и, глядя на Ивана, снимавшего потертый свитер, Гера протянула, -Пальто, вон, тебе надо справить. Зимнее, теплое. Ходишь, мерзнешь!
– Купим, купим, и сына еще воспитаем! – ласково обнял жену улыбающийся Иван и добавил, обернувшись к Лене, – не шучу, дочка, не шучу. Возьмем. Я уже и мальчонку в детдоме присмотрел. Вот.
–Да, ладно тебе, – освобождаясь от объятий, недовольно буркнула Гера и кивнула дочери, – шутит он, шутит.
Иван разомкнул руки и недоуменно посмотрел на жену, которая не могла уже остановиться:
–Да кого ты воспитаешь, если пьешь да материшься!?
Иван обиженно засопел и, молча, пошел в спальню. Праздник потух.
Гера суетливо разбирала сумку и авоську с гостинцами. Она чувствовала, что обидела мужа, пощипала, как она говорила, его фазаний хвост. Заносило Ивана. Ей казалось, что она права, опуская его на землю, а то куда бы его занесли фантазии: всех детдомовцев бы привел к себе. А ей надоело считать копейки, хотелось жить в достатке.
–Иди уже спать, поздно. Я сама здесь управлюсь, – устало сказала Гера дочери, жующей шоколадную конфету, и добавила, кивая на горку сладостей, – завтра поделите с Людой.
Лена любила такие возвращения счастливых родителей. Дом, будто чувствовал их настроение и наполнялся ровным счастливым покоем. Каждому в нем было тепло и уютно.
Когда Гера вошла в спальню, Иван лежал на кровати и курил. Она, молча, легла рядом, потом попросила:
–Хватит курить, давай спать.
Иван потушил папиросу и с жаром заговорил:
–Мы же с тобой построили дом?
–Построили, конечно. И просторно, и тепло.
–А где детский смех? Где маленькие дети, как мечтали??
–Опять хочешь взвалить на себя груз?! – с горечью отозвалась в темноте Гера. – Только ушел, убежал от ярма. Татьяна с Веркой, сестры, Вовка, брат, слава Богу, выучились, работают, свои девочки подросли. Свободно, да? Отдышался? Не знаешь чем заняться? Оденься, обуйся! Живи и радуйся жизни!
–Все ты вроде правильно говоришь, а внутри у меня все бушует, противится, не соглашается. А как вспомню детдомовцев… Ну чего ты боишься? Мы в войну, в голодуху и то выросли, а тут мир… Хлеба на всех хватит…
–Да не хочу я есть только хлеб, понимаешь?! Неизвестно еще, что из него вырастит!
–Тогда рожай сама, – твердо и жестко сказал Иван.
–Я боюсь, – и добавила еще тише, – умру. Ты же все знаешь!
–Нет, не знаю, – повысил голос мужчина. – Это было давно и с твоей мамой, причем здесь ты?
