У забора стояла скамейка, на ней сидела девочка и пронзительно смотрела на него. Его Мирослава. Она так похожа на мать, такая же маленькая и хрупкая, но у нее его глаза и волевой подбородок. Она красавица. Он опустился на колено и произнес:
– Здравствуй.
– Здравствуй, – ответила девочка, так спокойно и уверенно.
– Ты здесь живешь? – спросил он.
– Да, – ответила она и, чуть помедлив, спросила: – А ты вернулся?
– А ты знаешь, кто я? – уточнил он.
Она посмотрела на него немного удивленно, затем улыбнулась точь-в-точь как ее мать и ответила:
– Конечно, ты мой папа, и я тебя ждала.
Она спрыгнула со скамейки и подошла к нему, медленно и осторожно. На фоне дочери он был скалой. Она так неловко и по-детски неуклюже прижалась к его груди, к нагрудному карману, в котором он так и носил ту прядь самых родных для него волос. Он обнял ее, встал и, держа на руках, еще раз посмотрел в ее глаза, Мирослава улыбалась и повторила:
– Я тебя очень ждала, папа.
Он не знал, может ли быть большее счастье на земле, чем твое дитя. Ведь, когда уходил, помнил: ей было 2 года, а теперь все 7. И она вот так запросто узнала его, и она его ждала.
Из дому выскочила мать, улыбаясь и причитая, плача от счастья, и благодаря Бога. Вот так они и стояли у калитки, что-то говоря, шутя и плача, обнимаясь и рассматривая друг друга.
Они вошли в дом, ужин был на скорую руку, мать уложила Мирославу. Он сидел. Он не знал, с чего начать, он не знал, как спросить. Почему так произошло? Он бился каждый день за жизнь, а его Катерины больше нет. Судьба-злодейка?
Ее молитвы сберегли его от пуль, а ее больше нет. Мать рассказала мне об обстрелах и нападениях, как прятались неделями в погребах. Но были дни тишины. Люди выходили, пополняли хоть какие-то запасы еды и воды, хоронили погибших. Отец стоял у колодца, Мирослава крутилась у ног Катерины, шквал пуль посыпался ниоткуда, в суматохе люди кинулись врассыпную, отец приказал прятаться, Катерина схватила дочь и побежала. Два дня не прекращался обстрел, день и ночь. Людям оставалось лишь ждать. Катерины и отца не было со ней, но мать видела, как они бежали в укрытие к соседям. Лишь на третий день к вечеру они осмелились выходить, на улице было душно и тихо. Отец так и лежал убитый у колодца, а Катерину нашли за погребом соседа, она осталась лежать, закрывая своим телом дитя. Эти два дня Мирослава пролежала в руках бездыханной матери, не проронив ни звука.
Жизнь пролетает как сон. В суете повседневности мы порой забываем жить. Вспоминаем о том, что не жили или, быть может, не сделали, лишь в моменты скорби или предстоящей утраты.
