У «Известий», рассуждал Голембиовский перед коллегами, единственный выход: «Первое – это реклама… Второе – искать, как ныне называется, спонсоров». Хорошо бы еще получить от государства «льготы». Голембиовский строил из себя девственницу, убеждая, что газета не может принять от спонсоров недостающие 300 миллионов, «иначе она потеряет свою независимость». Но, «чувствуя кожей свою незащищенность, мы готовы искать какую-то спину, к которой можно прислониться». Увы, у газеты «нет того, что можно было бы назвать программой». До этого момента «Известия» стояли в оппозиции к советской власти, к социализму. Теперь власть другая. Что нам делать? Ее критиковать, чтобы быть независимыми? Голембиовский сообщил, что редколлегия рассматривала статью «группы депутата Г. Явлинского», в которой резко критиковался экономический курс Ельцина, и решили статью не печатать.
В зале воцарилось гробовое молчание, на что Голембиовский заметил: «Я понимаю всеобщее молчание как согласие с тем, что было доложено». Но раздались голоса против закрытия летучки. Выступления, однако, как никогда были беспомощными, растерянными. Многие говорили, что надо найти «честных спонсоров», а экономический обозреватель М. Бергер (приглашенный Голембиовским на работу в «Известия» из Одессы) предостерег против того, чтобы «газета не пошла по рукам». Как всегда словоблудливая, еврейка Евгения Манучарова воскликнула: «Деньги не пахнут! И брать деньги у предпринимателей непредосудительно. Мы – газета капиталистическая, мы принадлежим будущему – капитализму». Она – молодец, сказала то, что не говорят при покойниках.
Независимость «Известий» началась с сокращения штатов (увольнения неугодных) и ликвидации отдела писем. Вместо обычных охранников у входа в редакцию появились милиционеры. Они не пускали обездоленных беженцев, бомжей, нищих, безработных, решивших найти защиту в условиях демократии у газеты. Но, увы, «Известия» отгородились от народа. При советском строе отдел писем служил строгой системой связи народа с партией и Советами. Десятки тысяч писем приходили в «Известия» со всех уголков Советского Союза. Из этой огромной почты журналисты черпали темы для своих очерков, статей, фельетонов. Не будь этой почты – не состоялись бы как «золотое перо» Татьяна Тэсс, Евгений Кригер, Егор Яковлев и другие наши очеркисты.
В книге «Дважды главный», обращаясь к похороненному на Новодевичьем кладбище Толкунову, я писал: «Дорогой Лев Николаевич! Если бы вы могли узнать, как ваш протеже Игорек превратил красавец-корабль “Известия” в разбитую посудину. Он оставил коллектив без винта и ветрил – без своей типографии, без комбината, без автогаража, без домов отдыха и поликлиники. Он судился с директором издательства. Отсудил лишь часть нового здания. “Известия” стали печататься в типографии на улице Правды, где вы когда-то работали. Словом, у черта на куличках. Тираж газеты при вас, Лев Николаевич, превышал 10 миллионов, а сейчас – стыдно признаться – упал до 300 тысяч. Зарубежных корреспондентов у “Известий” практически не осталось. Сотрудники ютятся в тесных комнатах, ибо многие этажи нового здания редакции, которое стоило вам столько сил и нервов, сданы в аренду под офисы различных фирм».
