Мы продолжали идти по улицам поселка. Нахапанные патроны и гранаты оттягивали ремень. Бедра немели. Мы с комбатом зашли в двухэтажный дом попросить воды. Позвонили в первую попавшуюся квартиру. Открыли нам сразу, как будто бы ждали. Вышла женщина с перепуганным лицом. За ее спиной маячили еще две фигуры мужская и детская. Несмотря на предрассветное время все они были одеты. Судя по всему, слушали пулеметные очереди, и спать не ложились. Я попросил воды, и она вынесла два высоких стакана из тонкого стекла. Выпив, мы попросили еще и она вновь принесла. И хотя прошло уже много лет, когда мне хочется пить, я всегда вспоминаю эти тонкие стаканы и испуганное лицо той женщины. И меня напрягает, то, что тогда именно мы «освободители», были источниками ее страха. Тогда из-за своего смущения я не решился попросить ведро воды для своих ребят. Пока мы возвращались со Стрюковым к своим я его спросил: «Что было бы, если бы танки остались на аэродроме?» «Да ничего, половина батареи разбежалось бы, а вторую расстреляли бы прямой наводкой».
Начинался сумеречный рассвет. В это время везде погас свет, на улице погас свет и в домах. В темноте мы увидели яркое зарево над Прагой. Полк был уже в городе и солдаты уже стреляли трассирующими пулями. От перестрелки стояла ружейная канонада. Общим протестом пражан было отключение света и воды. Но он долго не длился. Город не смог бы жить без электричества и воды. Я спросил Стрюкова: «Когда нас отвезут в город?» Несмотря на всю свою сдержанность, командир покрыл меня злобным трех этажным матом. И ответил: «Тебе жить надоело?»; «Соедини меня лучше с командиром батальона». Позывной радиста был «Бублик». Его мне так и не удалось вызвать, однако на моей волне вклинился чех, заявивший, что именно он «Бубликов» и понес на меня самыми отборными русскими словами (самым мягким из ругательств которое я запомнил, было «что моя мать родила меня не тем местом»). С Бубликом, к слову сказать, мне так ни разу и не удалость связаться. К маломощной станции прибавить город, который стоит на холмах, и отсутствие связи объяснимо.
Мы вышли к не работающему фонтану, но с бассейном полной воды. Все бросились пить. Наконец-то к середине дня ребята утолили жажду. В дальнейшем нам воду подвозили в чешских пожарных машинах. Улицы были безлюдны, а редкие смельчаки при виде нас прижимались к домам. Очевидно, минуя, Бублика Стрюков получил приказ, не пропускать идущих людей в сторону аэропорта. Ведь самолеты продолжали приземляться, а в каждом чехе видели угрозу безопасности. Два десантника стояли на тротуарах и один посреди мостовой. Солнце было в зените. Стоял жаркий день. Мы закатали рукава, расстегнули воротники гимнастерок, открыв треугольники тельняшек, и удлинили автоматные ремни, как будто изготовились стрелять от живота. Картинка напоминала немецкую хронику времен второй мировой войны. Мы выглядели такими же бравыми, на все готовыми захватчиками. У меня сбилась портянка, и сев на газон я пытался ее перемотать. Ко мне подлетел Стрюков и рявкнул: «Ты что забыл, где находишься?» И в самом деле, как я мог забыть, что нахожусь в центре цивилизованной Европы, где чешские солдаты не носят кирзовых сапог, а ходят в ботинках и служат не далеко от дома (несмотря на то, что входили в Варшавский договор). Я заполз под широкий тенистый куст, где никто не мог увидеть, мою грязну тряпку и, перекатавшись, сал аккуратно выбрасывать отягощавшие меня патроны (оставив себе три магазина и три гранаты).
