Первое вандемьера | страница 19



– Не терпится снова сыграть с ней. А вам? – не переставал болтать Иван Трофимович. – Похоже, в четверг нас ждёт очередной триумф. Все билеты раскуплены, народ только о ней и говорит. А это красное платье, в котором она выступала в прошлый раз… Надеюсь, мы снова его увидим. Как оно Вам? По-моему, можно сойти с ума. Кстати, я ещё ни разу не слышал этот концерт, а Вы? – сыпал он вопросы, не успевая получать ответов, пока Алексей Степанович, как заворожённый, пялился на дверь и даже не слушал его.

– Как вам то, что случилось в Уфе? – вклинился Касымов, пожимая руку Ветлугину.

– Вы про убийство Богдановича? – уточнил Кобылянский. – Да уж, удивили.

– А главное – средь бела дня, в парке, где полно народу! Он ещё и умудрился скрыться! Говорят, уже за границей.

– Проворонили подготовку такой громкой акции, о которой слухи ходили ещё два месяца назад – так хоть не упустили бы этого смельчака Дулебова, коль скоро он застрелил губернатора в таком людном месте, на глазах у толпы обывателей.

– Я о том и говорю. Страшно стало ходить по улицам. Чем вообще занимается наше Охранное отделение?

– Застрелить человека в парке, где гуляют женщины с детьми! – разгорячился вдруг Алексей Степанович. – Да кем бы он ни был – они что, в самом деле надеются этим сделать жизнь лучше? Поглядел бы я, как поступил бы сам Дулебов, окажись он тогда на месте Богдановича. Кто поставил этих господ судьями над всеми нами?

Кобылянский и Касымов удивлённо уставились на Ветлугина.

– Алексей Степанович, Вы, право, разнервничались перед репетицией, – сказал Касымов.

– Да уж, принимаете всё чересчур близко к сердцу, – поддакнул ему Кобылянский.

И в этот момент пришла Анна Павловна. Как обычно, скорым шагом, плавно летящей походкой, улыбаясь всем до ушей и поглаживая косу, шагала она прямиком к дирижёру.

– Здравствуйте, Алексей Степанович! – произнесла она с неподдельной радостью в голосе, подавая руку для поцелуя. – Я так счастлива снова играть с Вами!

– Поверьте, Анна Павловна, это совершенно взаимно, – ответил он и снова под руку повёл её на сцену.

Ему вдруг стало намного легче, будто самое страшное было уже позади. Она всё та же – лёгкая, улыбчивая, воздушная, ароматная, немного суетливая и зажатая, но ещё прекраснее, чем он помнил. И она здесь, рядом, он видит её, говорит с нею, слышит её игру. И она явно благоволит к нему. Впереди минуты чистого блаженства, ничем не омрачённые.

Они заиграли Второй Рахманинова – и он зазвучал в душе Алексея Степановича ещё громче, чем Первый Брамса. Снова каждая нотка говорила о нём, о ней,