. Он молился об избавлении девочки от боли, а его – от греховной страсти.
Казалось, молитвы действовали. Однако уже по пути на первую репетицию Алексей Степанович понял, что всё это время занимался самовнушением, самообманом. Ни на секунду не переставал он жить предвкушением следующей встречи с нею. И даже здоровье дочери не волновало его так, как мысли о предстоящей репетиции, где он снова увидит её после столь долгой и мучительной разлуки.
Он приближался к Дворянскому собранию и с каждым шагом всё больше дрожал всем телом, ибо всё выше становилась вероятность неожиданно с ней столкнуться. Он не знал, как будет дирижировать такими трясущимися руками. Не понимал, чего ждать от этой встречи. Он уже ни в чём не был уверен. Может быть, сегодня вечером она станет его любовницей. Может быть, завтра утром он напишет жене телеграмму с просьбой о разводе. А может быть, это последний день его жизни: он увидит её – и сердце не выдержит нового шквала эмоций. Или она грубо отвергнет его – и он прыгнет с Итальянского моста в Екатерининский канал.
– Приветствую, дорогой Алексей Степанович! – как обычно, встретил его объятиями Кобылянский.
Анны Павловны ещё не было. Но в любой момент она могла войти в зал. От одной этой мысли сердце Алексея Степановича выпрыгивало из груди. Он сел в углу первого ряда и неотрывно, почти не моргая смотрел на входную дверь, каждую секунду с нетерпением ожидая и одновременно панически боясь её появления. Он уже не думал о том, что этот пристальный взгляд могут заметить. Но никто, казалось, не обращал на это внимания.
– Кто теперь поспорит с тем, что у меня нюх на таланты? – продолжал тем временем Иван Трофимович. – Вы не дадите соврать: несмотря на молодость и неопытность нашей красавицы, я с первой же репетиции твердил, что она гениальна и затмит этого старого сладострастника Шнеера.
Ветлугин на секунду перевёл взгляд на Кобылянского: похоже, тот искренне верит в то, что говорит теперь, и на самом деле забыл то, что говорил два месяца назад. Под любой присягой поклялся бы, что с первых же звуков рояля, произведённых Анной Павловной в его присутствии, не сомневался в её одарённости и не смел даже в мыслях позволять себе критиковать такое чудо. И конечно же, Кобылянский, как обычно, выражал мнение большинства оркестрантов, которые послушно следовали за публикой, при этом продолжая глядеть на неё с заоблачной высоты своей просвещённости.
– Не терпится снова сыграть с ней. А вам? – не переставал болтать Иван Трофимович. – Похоже, в четверг нас ждёт очередной триумф. Все билеты раскуплены, народ только о ней и говорит. А это красное платье, в котором она выступала в прошлый раз… Надеюсь, мы снова его увидим. Как оно Вам? По-моему, можно сойти с ума. Кстати, я ещё ни разу не слышал этот концерт, а Вы? – сыпал он вопросы, не успевая получать ответов, пока Алексей Степанович, как заворожённый, пялился на дверь и даже не слушал его.
