Этот старый, почти мертвый дом не был перед ней виноват. Ему лишь выпала участь стать больным организмом для агрессивного паразита. В шестнадцать Даша покинула его, и пока воспоминания о криках и прятках в его комнатах постепенно стирались, главный страх оставался при ней. Наследство матери могло перейти внучке.
Девушка прошла на середину комнаты и встала лицом к шкафу. Левая дверца так и висела на одной петле.
Из нутра тянуло той же тошнотворной затхлостью, что из кладовки. Но здесь воняли другие воспоминания – пыльный душный воздух, который будто забивал легкие ветошью, слабый запах засохшей апельсиновой корки от моли – единственной игрушки во время заточения. Покачав дверцу между пальцами, Даша распахнула её. На перекладине болталось несколько вешалок: на одной шерстяное пальто, на двух других пара платьев, на последней – пиджак. Мать никогда не отличалась таким аскетизмом. В недоумении девушка открыла правую створку. Перекошенные полки оказались забиты одеждой, которую толкали второпях. С верхней свисала пожелтевшая тряпка. Даша потянула за край и вытащила из кучи длинную сорочку матери. Перехватила за бретельки, повертела – красновато-коричневое пятно на юбке так и не отстиралось полностью. Теперь она понимала его происхождение. Даже смешно, что когда – то она так боялась за мать. Пока не поняла, что бояться нужно её.
Сбросив пиджак на покрытое старыми газетами дно шкафа, Даша повесила сорочку на освободившуюся вешалку и закрепила крючок на дверце. Поставила стул напротив и села, почти не моргая и не дыша.
***
Девочка вбегает в мамину спальню, услышав грохот. На полу лужа, пластиковое ведерко валяется где-то в углу комнаты, настороженной и притихшей, как и сама мать, которая остановила суетливую субботнюю уборку, когда опять началось это.
– Что мы можем придумать? Куда спрятаться? – мама мечется взглядом по комнате, поглядывает на приоткрытый шкаф, смотрит на тяжелые, волочащиеся по полу шторы. Замечает Дашу. Та не успевает ойкнуть и тут же оказывается в цепких объятиях матери. По лицу девочки, стараясь закрыть ей глаза, скользят дрожащие, пахнущие тряпками руки. В комнате тихо, и только отрывистый полушепот заставляет испытывать необъяснимую тревогу.
– Она в доме! В доме…
И вдруг Даша уже в шкафу. Щелкает магнитный замочек, и остается только тонкая полоска света, сквозь которую видно крадущуюся к дверному проему маму. Со своего места девочка не видит, есть ли кто-то в темной прихожей. Мать движется бесшумно, Даша почти не дышит и не моргает, наблюдая за ней. Тишина нарастает, раздувается, как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. И лопается от крика женщины, пошедшей в наступление на темную пустую комнату.
