Васыль вновь увёз полковника в неизвестном направлении. Телевизора в комендатуре не было. Георгий, оставшись за старшего, сел за телефон. На том конце информация была самая противоречивая. Близлежащие комендатуры друг другу сообщали самые свежие новости, и при их передаче они обрастали такими подробностями, что, казалось, офицеры были экстрасенсами и сам Кашпировский у них учился. Говорили, что ГКЧП – это самая здоровая и прогрессивная часть страны, а то, что у них руки трясутся, так это от перенапряжения за судьбу советской родины. Что президент оказался болен какой-то тайной болезнью, о которой нельзя вслух по нецензурной причине, что всё под контролем, но могут быть провокации, вплоть до фатальных. После нескольких часов такой обработки Феликс пошёл, получил на вещевом складе сапоги, портупею и кобуру для пистолета. Карточки-заместителя у него не было, ПМ ему не выдали, но выглядеть он стал более воинственно. И уже был готов ко всему. После очередного предложения он не стал отказываться и от водки из того же стакана, который в одиночестве опрокидывал Жора, открывая и закрывая тумбу.
В условиях отсутствия присутствия руководящего коммуниста комсомольцы на троих к вечеру допивали остаток второй бутылки. «Нет закуски лучше, чем виноградная лоза и карамель, ударенная молотком», – поэтически отметил Георгий, когда лук кончился, и из закуски остались сигареты. «К-каакая лоза, что за к-каарамель», – заикаясь спросил его Феликс. Среди бела дня он раньше не принимал на грудь, сидели без обеда и его немного мутило, но природная любознательность брала своё. «А такая. Вот, у меня за окном, видишь, растёт виноград. Так я, не выходя из ка-а-бинета (Жора начал тянуть гласные), просовываю руку на улицу, срываю лозу и опля! Закуска в руках! Но виноград, к сожалению, кончился. Я всегда съедал его зелёным, не знаю какой он на вкус, когда созреет». Всезнающий Лютиков знал, но помалкивал.
Феликс удивился находчивости старшего товарища искать растущие ягоды не на улице, а в помещении, но напомнил ему о второй закуске. «А-а, ка-арамель. Так это ещё проще. Ты когда-нибудь пробовал разделить карамельку на троих? Нет? Так вот, берёшь молоток, бах по ка-арамельке – и у тебя монпансье! Угощай товарищей! Но карамельки тоже кончились, Васька новых конфет из солдатской столовки не принёс, наверное сам всё за-ахомячил. Что с него взять, карпатские – они все такие». На этих словах Жорина голова на закате упала на крышку двухтумбового стола, и он уснул. Лютиков облюбовал для сна всегда свободную камеру, предназначавшуюся официально для содержания арестованных офицеров. Коммунисты старались этим не частить, камера простаивала. Феликс прилёг на топчане в котельной комендатуры, не снимая хромовых сапог и портупеи. Что же там в телевизоре?
