Надпись на скале неподалёку: «Здесь курили дурь Орджин и Курфджи». Не знаю, кем они были и правильно ли я прочитал их имена, но подозреваю, что время они провели неплохо. Да, люди с древних времён, в поисках истины, приходили к реке, и находили её разными путями. Человек продолжает искать её, но возможно, он просто забыл где.
В обед, когда лагерь был поставлен, а ветки и камни уже образовали костёр, я сказал всем собравшимся, что этот маленький водопад на реке, обширные равнины и голые скалы – лучшее что я видел за последнее время. Фотограф, сидевший рядом со мной и потягивавший крепкий чай, ответил, что если это правда, то жизнь у меня серая и тоскливая, и от такого её качества мне следует поскорее избавиться. Я ничего не ответил, но подумал, что необязательно она такая уж и скучная. Просто мир вокруг настолько прекрасен, что перекрывает собой всё остальное. По крайне мере, пока что-нибудь не отвлечёт моё внимание, пока не начнутся первые трудности и проблемы. Но тогда ещё, пока я пил чай, сидя на скалах, забредя туда, где меня не найти тревогам и любовался рекой – не было ничего важнее этого.
Я почти успел забыть, что всё это время провёл в курилке-туалете на пятом этаже.
– Ну что, ребят, пойдём, что ли, ещё раз прорепетируем там, – предложил Гоголь.
– Нам бы разыграться лучше, – напомнил Штефан.
– А как? Барабаны уже перенесли в зал – стоят там теперь, красуются.
– И без них можно попробовать.
– Долго нам ещё осталось?
– Ещё полчаса.
Двое моих знакомых, Денис и Дима, с которыми мы были в походе, взяли с собой всё для приятного, душевного вечера. Задолго до отъезда, мы договорились с ними скинуться на что-нибудь попить. Свою двухлитровую бутылку я потребовал уже через три часа, как мы приехали – когда я сделал для лагеря всё, что от меня требовалось и пообедав. Сразу после этого меня начала одолевать скука. Я оказался предоставлен самому себе, на этом красивом, на маленьком клочке земли. Знакомая мне по городской жизни тоска нагрянула внезапно, но вполне ожидаемо. А я до сих пор не научился справляться с ней самостоятельно.
– Эх, Штефан, – сказал я ему, рассказывая об этом, – выведи на моём надгробии эти слова: «Он не смог справиться со скукой». Лучшей эпитафии не сможет придумать никто.
Не помню, было ли в моей жизни что-нибудь хуже этого ада в раю. Пиво было отвратительным. Но кого это волнует, особенно тогда, когда кружка только опустев, наполняется вновь? Уж точно не меня; уж точно не тогда. Наверное, я сделал бы это вновь – возможно, чуть более осторожнее. Хотя, какая тут может быть осторожность?
