Комфорт проживания и самосотворение | страница 72



Дальше он вдруг оказался у открытого маленького чемоданчика, что сам когда-то и выдвинул из-под кровати в комнате общежития. Он сидел над чемоданчиком и считал деньги, которые принадлежали соседу по комнате, тогда ему очень надо было 10 рублей, и он их взял, без желания попросить в долг и без желания вернуть. Сосед был дохлый и слабенький, он промолчит, а если и нет, то можно и пнуть в воспитательных целях. Есть мотивация, «украл – считается». Он ведь мог забрать все, но взял только часть, считая, что имеет такое право. Теперь, вновь пребывая в том же месте, он не испытывал ни дискомфорта, ни угрызений совести. Потом еще были места воровства, были лжесвидетельства из трусости или желания угодить, были портреты кумиров и клятвопреступничество. Его вновь провели тем же путем, но ни раскаяния, ни нового понимания к нему не пришло, а ведь немало лет было прожито, и немало видано. Давался шанс покаяться, когда уже тело не работает, а душа еще в нем. К утру он умер, среди живых оставлен не был. Даже не из-за грехов совершенных, которые не были ужасными и смертными, а потому что он не успел вырасти. На второй круг таких присылают в своем последнем физическом облике, а если люди их там видят, то воспринимают как тех самых путешественников во времени, а это всего лишь грешники, которые лишены возможности покаяться из-за разрушенного тела.


***

Он впал в кому после операции: резко ослабли реакции на внешние раздражители, угасли рефлексы и нарушилась частота дыхания. Развивалось коматозное состояние. Это было в Африке, в немецкой клинике. Хирурги вытащили из него пять осколков советской оборонительной гранаты Ф-1. Теперь они пытались вытащить его в белый свет, пока безуспешно.

В Африке разбойник,
В Африке злодей,
В Африке ужасный
Бар-ма-лей!4

Наверное, тем Бармалеем и был его старый приятель, репортер по экстремальным событиям. Он сидел в холле отеля, среди кучи чемоданов и каких-то специальных ящиков, в компании еще пятерых помощников – исполнителей репортажей из горячих точек. Откуда было знать, что эта точка горячая? Но раз эта компания здесь, то точка явно горит. Давно не виделись, а вот теперь оказались в одном отеле в африканской саванне. Вкусно и шумно пообедали. Теперь компания ждала автобус, чтобы поехать на какое-то как бы межплеменное политическое мероприятие местных. Первый абориген явился вместе с автобусом, он был баскетбольного роста, большеротый, толстогубый, кучерявый и совсем черный. На шее цепь толстенная, на левой руке четыре пальца, и все с черепами. Ну, это точно тот самый Бармалей. Он, вроде как, и проводник, и экскурсовод, и миротворец. Бойтесь свободного времени: оно-то и подвигло поехать вместе с энергичной компанией поучаствовать в общественно-политическом сходе. Оно, как многолюдное, проходило на местном стадионе, который стоял как скелет динозавра, давненько уже разрушенный, частично подгоревший, раскоряченный торчащими досками и бревнами. Видимо, в его чреве уже проходили ранее примирительные встречи и мероприятия. Заехали внутрь. Народу было много – это, как стало понятно, были «нашенские», а «ненашенские» были на внешней стороне этого, когда-то спортивного, построения. Репортерская группа кинулась подключаться и разматываться. На стадионе орали и приплясывали, за стадионом тоже приплясывали. Понять, конечно, ничего было нельзя. Были и плакаты, то ли за женское обрезание, то ли против. Были еще какие-то, но прочесть ничего было нельзя. Все быстро нагревались, полетели камни и, похоже, какие-то орехи или овощи зеленого цвета. Военные действия между родами, а может племенами, разворачивались. Телевизионщики гнали картинку, похоже, прямо в эфир. Прямо у лица вдруг из ниоткуда появился здоровенный кулак с четырьмя черепами на пальцах, и в том кулаке, похоже, был овощ цвета хаки. Бармалей в три шага разбежался и швырнул его за стену стадиона, но тот, не долетев, отскочил и запрыгал вниз, по частично проваленным деревянным ступенькам, на которых когда-то резвились зрители. Овощ скакал точно обратным маршрутом, под ноги телевизионщикам. Бармалей в два скачка оказался вообще недосягаем, а у остальных в оставшиеся две секунды одна ушла на то, чтобы осознать, что это граната, а вторая – на то, чтобы пнуть ее в провал между бывшими ступеньками. Вот тут она и схлопнулась. Приятелю-репортеру огромной занозой разорвало ногу, а отпихнувший гранату получил удар в живот и свалился в небытие.