— Погодите, пан хорунжий, до утра успеется, — осадил его Конашевич-Сагайдачный. — Если пан хорунжий падёт смертью героя в бою с лесными ворами, то кто же защитит его преосвященство епископа? — Полковник с укором взглянул на сотника Мака и добавил: — Нам надо любой ценой продержаться до утра, а не размахивать саблями.
Пржиемский тотчас напустил на себя важный вид, надулся, как индюк, передвинулся поближе к саням епископа, бормоча под нос:
— Только сабля доброго католика, а не какого-то схизматика[53] может послужить его преосвященству.
Между тем, не успел Конашевич-Сагайдачный столь дипломатично потушить ссору, как из-за поваленного дерева раздалось:
— Эй, простолане![54] Если хотите уйти отсюда живыми и здоровыми, то несите немедленно полную шапку золота, отдайте лошадей и оружие, и тогда убирайтесь на все четыре стороны! До Тарашан сможете добраться пешком ещё сегодня, до полуночи!
Епископ и его спутники молча продолжали усердно работать шомполами в стволах мушкетов и пистолетов. Всем было ясно, что это обещание гайдуков гроша ломаного не стоило.
— Эй, простолане! Я, Тома Кинэ[55], вас спрашиваю: договоримся мы по-хорошему или нет? — В последних словах капитана гайдуков чувствовались чуть ли не жалобные нотки.
— Эй ты, голан![56] — крикнул в ответ Конашевич. — Подходи сюда, если желаешь. Полной шапки золота я тебе не обещаю, но свинца получишь вволю!
— Напрасно вы так, братцы! Мы хотели как лучше! Теперь держитесь! Тома Кинэ оскорблений не прощает! — пригрозил вожак гайдуков.
Разбойники, потоптавшись на месте, скрываясь в лесной чаще и за поваленными елями, нерешительно, со всеми предосторожностями продвинулись на расстояние выстрела, но едва пуля из казачьей пищали уложила одного из них наповал, они стремительно отхлынули назад.
— Раз так, мы будем в вас стрелять и перебьём всех ваших лошадей. Пускай не достанутся ни вам, ни нам! — закричал капитан гайдуков.
После этих слов раздалось несколько выстрелов, но наступившая темнота, деревья и значительное расстояние не позволяли как следует прицелиться. Кроме того, гайдуки явно уступали в воинском ремесле рейтарам и казакам.
— Если завтра не появятся сборщики налогов, гайдуки попытаются взять нас измором, — рассуждал вслух Конашевич-Сагайдачный. — Хорошо, что мы не нарвались на разъезд татар или турок, которые во время рождественских праздников имеют обыкновение охотиться за ясырем[57], они считают, что христиане в это время беспечны: пьют, гуляют, веселятся, как могут, и начисто забывают об опасности со стороны басурман.
