— Уходим! — крикнул Валленштейн и кивнул барону.
Тот понял его без лишних слов, вскочил на козлы, схватил кнут и гикнул на запряжённых лошадей — повозка резко рванула с места. В то время как ваганты на ходу запрыгивали в неё, Валленштейн вскочил в седло, схватил за поводья коня фон Хильденбрандта и поскакал следом. Краем глаза в последний момент он заметил, что обезьяноподобный крепыш целится в него из пистолета, успел пригнуться к самой гриве коня, но пуля всё-таки вскользь прошлась по его голове, вырвав изрядный клок густых тёмно-русых волос. Валленштейн зашатался в седле и медленно сполз вниз, бессознательно цепляясь крепкими длинными пальцами за конскую гриву, успев заметить, как Хильденбрандт оглянулся, резко натянул вожжи и передал их дону Родриго. В следующий момент, когда Валленштейн уже валялся на земле, его соперник под прикрытием фон Брауна и князя Боргезе мчался к нему.
Курчавобородый медленно поднял пистолет со взведённым курком и процедил сквозь зубы:
— Ты тоже умрёшь, раз не захотел сдаться живым. Не будь я Джакомо Негро!
Однако фон Браун опередил его на какую-то долю секунды. Два выстрела прозвучали почти что одновременно. Барон, которому предназначалась пуля главаря шайки, успел броситься на землю. Джакомо Негро, получив свинцовый гостинец в правое плечо, взвизгнул фальцетом: «Рара е рорсо![21] и, выронив пистолет, свалился на руки обезьяноподобного.
Подхватив Валленштейна, барон огромными прыжками понёсся за удаляющейся повозкой. Его отход прикрывали с обнажёнными шпагами фон Браун и князь Боргезе.
Джакомо Негро опомнился и, зажимая волосатой рукой рану на мясистом плече, завопил благим матом:
— Вперёд, канальи! Чего рты разинули? Немедленно догоните этих негодяев!
Но было уже слишком поздно. Повозка с вагантами на бешеной скорости неслась вниз, за ней следовали две верховые лошади, на которых горделиво восседали Браун и князь Боргезе.
— Popco maldetto![22] — не переставая, ругался Джакомо Негро чуть не плача. — Во всём виноват ты, Козимо! Смазливый идиот! И ты тоже идиот и кретин! — последние слова относились к обезьяноподобному. — Ты, Марчелло, редкий болван! — стонал главарь.
— Вините во всём своего братца! Почему он не предупредил, что это не ваганты, а какие-то черти, вырвавшиеся из преисподней?
— Заткнись, Марчелло, ты действительно редкий болван, но нам в самом деле неплохо было бы разобраться, кого нам подсунул проклятый Козимо? — заметил главарь, с досадой глядя на опустевшую дорогу.
