– Постой-ка, откуда ты… – начал Саша, уже успевший немного отойти от гневного ступора.
– Идем, может, еще сможем чем-то помочь.
Но помочь обладателю заветных золотых зубов уже было нельзя. У его рта пузырилась кровавая пена – он захлебнулся собственной кровью.
За ветками показалось пастбище. Вчера Кузьма варил кое-что помимо целебного отвара. Когда Саша уснул, он принялся обваривать бересту, а затем достал нож. Кузьма не мог внятно себе объяснить, почему он так старательно его прячет даже притом, что лезвие могло бы значительно облегчить жизнь на острове – доставай он его не только под покровом ночи. Он просто знал, что это нехорошее место. Оно хочет, чтобы ты обнажил оружие, соблазняет властью, но на деле ты лишь упадешь еще одной каплей в непрерывно кипящий котел жестокости. И неважно, самооборона ли это или убийство злодея – котел для всего один. И как ружье на стене, которое обязательно выстрелит, нож здесь непременно вонзится в чью-то плоть и высока вероятность, что в твою собственную.
На обваренной бересте Кузьма вырезал слова. Он писал своей жене и детям, писал, что он жив, что еще ходит по этой земле и дышит одним с ними воздухом. Но писал не только от себя. Он писал от всего острова. Береста скрутилась, словно свиток, бережно несущий миру живых весть о воскрешении тысяч душ.
Корова паслась все там же, с глубокомысленным выражением общипывая густую свежую травку. Только листья на деревьях уже не шептались. Мужик стоял там же, где и вчера, пристально глядя на свою буренку. Только сейчас он был с косой, уперев ее в землю, как посох. И рубаха на нем была ярко-алая. Кузьма, уже приноровившийся, стал подступать к корове. В руках у него была береста с посланием. Он решил жестами уведомить об этом наблюдателя с косой. Он так же воздел руки кверху, показывая ладони, затем воображаемой ручкой провел по бересте, после чего поднес ее к корове и завязал воображаемый узелок. Мужик никак не отреагировал на эти жесты. По старому опыту склонив это в свою пользу, Кузьма подошел к корове. Береста скрутилась на узелке от колокольчика, туго обтягивающем коровью шею. Несколько раз Кузьма ее подправлял на всякий случай, после чего тяжело вздохнул, плененный робкой надеждой, и погладил корову за ушком. И вдруг она вся сотряслась, как от сильного удара, и ее повело вбок. Кузьма перегнулся через спину коровы. Из ее бока торчало деревянное копье. От него по пятнистой шерсти вниз поползли алые змейки крови. Просвистело еще одно и вонзилось рядом. Тут корова на срыв замычала и рванулась. Из леса побежали голодные метатели копий.
