Итак, Распутин оказался в подвальном помещении юсуповского дворца. О встрече знал и сам Сумароков-Эльстон. После съеденных пар пирожных, предложенных заговорщиками, Распутин принялся за конфеты на коньяке, предложенные другом Пуришкевича военным врачом Лазавертом, начинённые цианистым калием, в вино было подмешано сонное вещество.
Так было задумано. При реакции сладкого вина несколько граммов яда на некоторое время замедляют отравляющее действие, а сонный порошок предполагал, по мысли военного врача, запуск процесса заторможения, и ликвидируемый должен был покинуть помещение. Зная характер «старца» о несдержанности к словам Распутина, он мог в любой момент покинуть не понравившееся ему общество, заговорщики определили план ещё вчера, преступники не желали смерти Распутина внутри помещения.
Но всё сводилось к другой схеме позднего вечера. На прошлый вечер члены «пяти» предполагали иной ход событий – не убивать смутьяна. Если Распутин не станет продолжать нести свою речь о заговоре против царства неполитических подпольных сподвижничеств. «Пятёрка» их считала лишь криминальным сбродом. Дерзким и малоопытным формированием «красный террор», изредка проскакивавших со скамей заседаний Думы, сами не принимая в этом усмотрение как признак угрозы империи.
– Я вам ещё раз утверждаю, Григорий Ефимович, никакой угрозы от подвальных сборищ нет! Это всё выдумки! – утверждал Пуришкевич, почти перейдя на крик.
Но в то же время, наблюдая за начатым не без удовлетворения поеданием накачанного ядом пирожного гостем, монархист в себе был удивлён стойкости крестьянского мужика и ещё держал позицию как доверительному лицу высшего света, но, понимая, что перешедшего к поеданию таких сладостей переходило в преступление. Отчасти он опасался не только за свою судьбу в случае жизнедеятельности их гостя, но и как соучастника противозаконного, пусть среди представителей светского сословия Отечества.
– Да, – махнул Распутин, настроение у него было отменное: казалось он забыл, зачем сюда пришёл, и об интуитивной опасности. – Вы мало ведаете, батенька. Анархия! Вот что сейчас звучит по улицам Петрограда. Не ровен час – и за царственную чету примутся.
Распутин чувствовал негатив от рядом сидящих с ним представителей светского общества, но продолжал по доброте своей доверять им.
– Это что, конфетики?.. С алкоголем? – заговорщицки спросил Распутин.
Но вдруг мгновение ярости наступило у юного князя Юсупова, он стоял позади гостя, наблюдая за ним, переглядываясь с взглядами своих товарищей, как бы с вопросом, что делать с дальнейшим сопротивлением организма Распутина к яду в сладостях. Страх и негодование проникали в его мозг. Не выдавая этого, юный граф Сумароков искал выход окончания с приглашённым его затяжной беседы. Для него Распутин – самый ближайший советник, но и холоп, и мужик, просто любимец царской четы разрушал в нём все хорошие качества. Сухотин в том же напряжении уже терял терпение, сохраняя молчание, понимая суть неудавшегося преступления, нервно начал расхаживать в маленькой комнате. Казалось бы, самообладание имел только князь Дмитрий, он желал в это время присоединиться к Распутину и завести с ним тайную дружбу, приобретая уважение к его стойкости. Уже обдумывая план объяснений, в случае если Распутин выживет на следующий день, явиться к нему, и рассудить, внимательно придя к выводу, что вкусности были всё же несвежие, и гостеприимство князя Феликса Феликсовича считать неудавшимся. Заняться с ним неполитическим образованием, посвятив его по борьбе с «красным» революционным подпольными сборами. Продолжая наблюдать за поведением своих соратников, лишь Дмитрий Павлович хотел вывести Распутина из этой страшной комнаты, как теперь ему казалось, проникнутой какой-то мрачностью, предательством и преступлением, будто оно уже совершилось. Диспут Распутина с Пуришкевичем, который время от времени ожидал подтверждение со стороны юного князя, в течение десяти-пятнадцати минут не решался. Присутствующие теряли терпение, словно уговаривая человека обратить на их небольшое общество, его слова, намекавшие на уговоры, были бессильны. Тут Распутин заметил мелькавшего Сухотина, но не придал этому значения, ему нравился спор, ему нравилась кампания. Распутин угостился одной из конфет, находившейся в коробке с другими. Подивившись, что господа не увлекались сладостями так же, но это не вызвало в том подозрения. Единственным его пониманием было, что вся эта сворь интриганов, как отмечал про себя Распутин, заманила его в эту сферу, дабы примкнуть его особу к их обществу. Жены, обещанной князем Юсуповым, здесь не было, увлекшись едой, забыв о посте, Распутин налегал на сладкое.
