Наша тётя Тася, двоюродная сестра моей матери, жила в деревне Мокроусово со своим мужем Григорием. У них был свой дом, огород, корова, свинья, овцы, куры, а детей у них не было. Мы каждое лето на недельку, другую приезжали к ним подышать свежим воздухом, попить парного молока, поесть огурцов с грядки.
Мокроусово недалеко от города, однако никакой автобус туда не ходил – добирались на попутной полуторке, в деревянном кузове: там возле кабины водителя всегда имелась скамеечка для пассажиров. Нас и в лагерь возили на таких же полуторках, в кузове, с табличкой «Люди» на борту.
«Сколько жить я буду, я не позабуду фронтовых изъезженных дорог». Наши дороги хоть и не были фронтовыми, однако по количеству рытвин и ухабов мало им уступали.
Я любила ездить в кузове: ветер в лицо, обзор 360 градусов, потряхивает, подбрасывает, бывает накренится так, что вроде шансов удержаться никаких – ан нет, вырулит и никого не выронит. И не тошнит никого, потому как доступ свежего воздуха не ограничен.
На этих же полуторках, откинув борта, везли покойников на кладбище. У кабины стоял памятник (металлическая пирамидка с пятиконечной звездой на макушке), перед ним – гроб на персидском ковре. Персидский ковёр («персидским» называли любой ворсистый ковёр с узором) – обязательный атрибут похорон, доставали его кто где мог, в некоторых организациях держали специальный похоронный ковёр и выдавали своим работникам в случае необходимости под расписку… Рядом с гробом сидела вдова или мать – и так через весь город с оркестром. Да, по центру города с музыкой… но многих и без музыки.
У тёти Паны (маминой сотрудницы) убили сына в тюрьме, поговаривали, что при попытке к бегству. Мы с матерью пошли на него посмотреть…
Узкий гроб резал маленькую комнатушку пополам – таким этот парень был высоким по вертикали, а теперь вот длинным по горизонтали.
Собравшиеся люди с любопытством, но без жалости разглядывали покойника как великолепного, матёрого мёртвого зверя.
Чёрный костюм, чёрные брови вразлёт…
Ни свечей, ни икон…
Все молчали, никто не плакал, даже мать – она сидела с каменным лицом, напряжённо глядя прямо перед собой…
Его без музыки…
Рассказывали, что много музыки было, когда хоронили погибших от взрыва домны. Похороны были за счёт заводоуправления. Одинаковые гробы, одинаковые костюмы, говорят, и лица у покойников были одинакового цвета…
Тёти Тасин дом в деревне был небольшим: комната, сени, кладовка. В комнате стол, над ним склонилось прямоугольное зеркало с отставшей по краям амальгамой, скамейка, табуретки, две кровати с перинами, русская печь…
