– Красота-то какая! – восторженно произнёс Михаил и посмотрел на отца. Лешего он уже больше не увидел. Перед ним сидел пожилой человек со счастливой улыбкой на лице.
Картошка сварилась, Михаил выскреб из банки тушёнку, опустил в котелок, помешал ложкой. Чайник вскипел. Отец затолкал в него пучок зверобоя. На брезентовом плаще, расстеленном на земле уже лежали варёные яйца, пучок зелёного лука, кусок мелко порезанного сала на четвертинке газетного листа, разрезанный вдоль на две части свежий огурец, и два крупных ломтя чёрного хлеба.
– Ну и? – вскинул головой Михаил, с улыбкой посмотрев на отца.
– Что «ну и»? Лезь в воду, неси зелье.
Пока Михаил лазил в реку, отец разлил в алюминиевые миски «уху», поставил на землю.
– Ну, батя, за рыбацкое счастье, что ли? – сказал он, протягивая свою кружку навстречу кружке отца.
– За удачу.
Они выпили, отец принялся хлебать нехитрый походный суп из говяжьей тушёнки в прикуску с луковым пером. Михаил уминал за обе щёки солёное домашнее сало.
– На угоре похоронена бабка, у которой я был квартирантом, когда бараки строил. Не знаю точно, сколько ей было лет в то время, но, на мой взгляд, возраст приближался к столетию, – без напоминания начал свой рассказ отец. – Она жила обособленно, ни с кем не общалась. Другие староверы стороной обходили её избу. Сказывали, будто её вера была какого-то иного течения или толка. Я в этом ничего не смыслю. Да и общаться-то было практически не с кем – всего четыре избы в устье Шайтанки стояло. Ссыльные-то были поселены в Верхнем Шайтане. Её развалюха пятой была, торчала на отшибе. Там поставил своё жилище её дед. По словам старухи, он скрывался здесь от царя.
– Не рассказывала, за что попал в немилость правителя? – спросил Михаил.
– С Емелькой Пугачёвым, говорит, за одно был. Потом, когда бунтаря схватили – подался в бега. Дошёл до этих мест и остановился. Река ему наша глянулась, а главное достоинство – глухомань. Одна дорога – река.
– Но избу поставил на всякий случай ближе к лесу, – усмехнулся Михаил. – Чтоб легче смыться в тайгу, если жандармы нагрянут.
– Наверно.
– Как же она одна жила? – удивился Михаил. – По-моему, здесь и мужик-то не каждый сможет прокормиться.
– Так и жила. Огородик у неё маленький был. Кур держала. Соль, сахар, спички на царские монеты меняла.
– Золотые монеты?!
– Дедово наследство, видать. Дар Пугачёва
– Вот это история! – воскликнул Михаил. – Как из книжки взятая.
Отец с усмешкой посмотрел на сына. Потом поёрзал немного на чурочке, погладил усы, продолжил:
