Аптекарь и вправду был. С ярко-выраженным еврейским носом. Взвешивал на медных чашках весов леденцы из жженого сахара. Первое средство от кашля. На кончике носа зеленые стекла очков в золотой оправе. Руки в белых латексных перчатках. Рукавицы из драконьей кожи на стене. На вбитом в стену, между двух кирпичей, ржавом гвозде. Он глянул на посетителей, задевших дверью хрустальный колокольчик, и тут же надел рукавицы из драконьей кожи поверх латексных перчаток.
Зашумели изумруды в траве, закопошились. А он – сапогами по их честным граням, уничтожая труд ювелиров, превращая драгоценности в пыль, прошел по лугу как победитель. Сыпал изумрудную крошку в еду, добавлял в пилюли…
– Чем могу служить?
И сам подсказывал ответ: отравителем, подателем йада, ювелиром снов.
– Чай из трилистника, пожалуйста. Две порции.
– Пахнет сеном, – отметил Аркадий, едва нюхнув чашку.
Она пальцами, за края, как пиалушку, взяла вторую:
– Горящим сеном, – поправила его Эмилия. – Пылающим. Огненным. Пламенем.
– На вкус – с кислинкой. Не слишком приятный вкус.
Она кивнула, будто соглашаясь:
– Ирландский писатель Киаран Карсон открыл всему миру чудодейственный напиток – чай из трилистника. Не сообщая рецепт, он описывает действие чая – одна чашка сводит на нет любое проявление враждебных намерений, потому что «отведавший ее стремится видеть мир как искусство, а не как жизнь, которая неизбежно заканчивается смертью». Он прописал чай ирландскому народу, чтобы люди забыли о границе. Граница ведь не по земле проходит и не по воздуху, она – в умах. И чтобы снять разделение, достаточно о нем забыть. Но я бы прописала этот чай всем, например, христианам и мусульманам не помешало бы его отведать. Только представь себе, Арк: общерелигиозная чайная церемония. И пусть напиток им даже в разных чашках подносят. Христианам в белых, фарфоровых, а мусульманам в стеклянных стаканчиках. И сахар-рафинад пусть – крепостной стеной на тарелке. Сахар не вредит свободе мыслей. Ты только представь! Одна единственная порция изменила бы их восприятие мира раз и навсегда.
– И наступил бы мир во всем мире? – скептически улыбнулся он. Как милы девчачьи мысли-идеалисты. – Ты же вроде не в конкурсе красоты участвуешь, чтобы речи произносить.
– А что? Я бы могла. Жаль людей, они проводят часы, годы в вечном страхе. Боятся, что их бессмысленные, тягучие жизни вдруг оборвутся. Они предпочитают умирать каждый день, медленно, в мучениях. Растить, поднимать детей на такую же жизнь и верить, что когда-нибудь, чудесным образом, их страдания превратятся в цветы, они полюбят ближнего своего, а ближний перестанет быть солдатом в черной маске и со щитом.
