Баронин толкнул жену в бок:
– Нинка-то наша цветёт… А чего ж не цвести, квартёру отдельную дали. Скоро и нам дадут! В новостройке. Уж получше, чем ей. Она одна, а нас четверо, Витька-то, поганец, в Мурманск выписаться намерился, еле его уговорил подождать до расселения. Дадут нам трёхкомнатную, тогда пущай выписывается и шкирдует в Мурманск свой, скатертью дорога… А может, четырёхкомнатную получим? – обмирал от пришедшей в голову идеи Митяй. – Бабуле-то моей девяносто три, комната отдельная положена, старость уважать надо…
Рая кивала, восхищаясь мужем: до чего умный её Митяй, вон чего удумал, про бабку-то. В поликлинике справку взять, что старуха век доживает, помирать скоро, вот и пусть остаток дней в отдельной комнате живёт, барыней.
Раины слова сбылись на следующее утро: перебравшая вечером коньяка и водки Олимпиада Никодимовна на следующее утро была «не в форме». От завтрака отказалась, разрешив себе две чашки крепкого чая, которые и решили исход дела: к приезду «скорой» Олимпиада испустила дух. Приехавшие на «скорой» врачи утомительно долго (а куда торопиться?) расспрашивали, что покойная ела на завтрак.
– Да ничего не ела, чаю только выпила, две чашки, крепкого. Ей крепкий-то нельзя, да рази ей втемяшишь? – мельтешила перед медиками Райка Баронина, не давая мужу вставить слово: боялась, что Митяй сболтнёт про вчерашний юбилей
– Чифирь, что ли, пила? – уточняли въедливые медики.
– Да какой чифирь, обыкновенный чай.
Вскрытие покажет, – вспомнилась Нине сакраментальная фраза.
– А вечером? – не унимались врачи. – Вечером что ела?
– Да всё, до чего дотянуться смогла, – встрял Митяй. – Мы ордер на квартиру обмывали, вот её. – Митяй указал на Нину толстым пальцем, покрытым рыжеватыми волосками, напоминающими свиную щетину. Выходило так, что во всём виновата Нина: если бы не её ордер, Олимпиада Никодимовна была бы жива.
Мечте Барониных о четырёхкомнатной квартире не суждено было сбыться.
* * *
С похорон Митяй приехал мрачнее тучи. Рая осталась дома: готовила поминальный стол, перетирала тарелки новеньким кухонным полотенцем. Пусть соседи увидят: для такого дела ей ничего не жалко, вот даже полотенце новое. Варила поминальную кутью, щедро добавляя в рис распаренный изюм, обжаренный с сахаром на сливочном масле (Рая заняла на плите все четыре конфорки, но ей никто ничего не сказал). Бегала в магазин за водкой. Что-то часто стали праздновать… Тьфу ты! Не праздник, поминки. Подложила Олимпиада свинью, померла не вовремя. А всё Митяша! Сам глаза налил и бабе Липе весь вечер подливал. Даром что ей девяносто три, водку жрать здорова, а тем более коньяк. А тем более дармовый, на Нинкины денежки купленный.
