– Что ж мне, в разных кастрюлях варить… компоненты? – спросила Нина, и удостоилась короткого «Boze, daj mi cierpliwosz!», понятного без перевода. Черпливошч, слово-то какое противное. Терпеливость? Терпение! Панна Крися просила бога дать ей терпения. Нине стало стыдно, и она замолчала. Панна Крися сварила за Нину её борщ, который оказался необыкновенно вкусным, они съели по тарелке и разошлись, довольные друг другом.
Засыпая, Нина с теплым сердцем думала о Кристиане: вовсе она не крыса, она хорошая. Красивая даже в старости женщина со злой судьбой, одинокая, без друзей, без родины, ей даже по-польски поговорить не с кем… Нину могла бы высмеять, а она – научила готовить настоящий польский борщ с белыми грибами!
В их семье еду готовила бабушка, Нину на кухню не допускали, чтобы не путалась под ногами и не мешала. Да и соседи замечание сделают: девчонка в квартире на птичьих правах, а она – и в ванной, и в коридоре, и в кухне, везде она! Как у себя дома! Раиса так и сказала однажды Нининой бабушке. С того дня девочке не позволяли выходить без надобности даже в коридор, и приходилось сидеть и ждать Витьку, который мог ходить где ему вздумается. Нина ему завидовала. Но играть одному мальчику было скучно, и он, по определению Раисы, «поселился у Дерябиных насовсем, и не выгонишь, хоть кол на голове теши». Представлять, как на Витькиной голове тешут топором осиновый кол, было весело. Почему осиновый, оба не знали, но так было интереснее. Раисины попытки выудить Витьку из комнаты успеха не имели: Витька откликался матери (попробовал бы он не откликнуться!), говорил «я щас», обещал прийти «через минуточку», клялся, что «ещё чуть-чуть, доиграем и приду». Наконец Рая не выдерживала и, открыв дерябинскую дверь, говорила:
– Здравствуй, соседушка. Засранец-то наш с самого с утра здесь квартирует, ты бы веником его вымела, коли он слов не понимает!
– Я не сра… не с утра, я после завтрака пришёл, – возражал Витька, копируя мать.
– Ты кого передразниваешь? Ты кого, злодей, передразниваешь? – свирепела Рая. – С матерью шутки шутковать вздумал? Сра, не сра… Вот сейчас и просрёшься, дай только до комнаты дойти, – грозно обещала Рая, ухватив строптивого сына за шкирку и волоча за собой по коридору.
Притихшая Нина вопросительно поглядывала на бабушку. Машико Нугзаровна в ответ улыбалась. Может, Витьке не сильно достанется, и вечером его отпустят к Дерябиным…
Нина сидела за столом и счастливо улыбалась. Её воспоминания никто не отнимет, не увезёт в Мурманск. У неё, Нины, всё хорошо, просто прекрасно. И отдельная квартира, в которой не будет ни Барониных, ни Зверевых, ни Кристианы, самой лживой и самой противной из всех. Двуличной. И нашим и вашим. Не обломится ей, Нине подселенка не нужна, и муж не нужен, который женится на ней из-за квартиры. Нина торжествующе улыбнулась.
