Нине к тому времени исполнилось девятнадцать. Она сдала экзамены за первый курс и перешла на второй, когда в один из приездов матери узнала, что Натэла больше не сможет её навещать.
– Я нашла работу, меня берут, но с условием, что отпуск только через год и только две недели. Не представляешь, как мне повезло!
– Но ты ведь приедешь – через год? На две недели – ты ведь приедешь?
– Вряд ли я смогу. Не хочу тебя обманывать. Не приеду. Тамаз кредит взял, матери на операцию деньги нужны, Софико на репетитора…
– Мне не надо его денег, вот, возьми, я их не тратила. Возьми, отдай ему. На операцию, конечно, не хватит, но можно добавить, – Нина полезла в шкаф, достала коробку из-под зефира в шоколаде, в которой хранила «мамины» деньги. – Я немного взяла, пальто зимнее купила.
– Ну и ещё что-нибудь купишь. А что не потратила, сберегла на чёрный день, молодец. Ты работаешь, учишься, можешь сама о себе позаботиться, – повторила Натэла слова Тамаза.
Нина ждала, что мама скажет, что непременно к ней приедет. Непременно! Пусть не через год. Пусть через два… или через три. И пригласит её к себе в Марнеули.
– Вот вернётся твой Витька из армии, поженитесь, и я тебе буду не нужна, – сказала мама, и Нина поняла, что сама она не нужна маме уже давно. Ей нужен муж, опора и защита. А Нина взрослая, проживёт.
Натэла забыла, что Витьке уже исполнился двадцать один год, он демобилизовался из армии в прошлом году, но в Москву не вернулся, остался в Мурманске, где, по словам тёти Раи, у него «престижная работа и связи». Нине он прислал всего две открытки, в первый год службы: на новый год и на восьмое марта.
* * *
Подруги по институту заметили, что Нина перестала улыбаться: «Нин, ты чего такая? Случилось что? У тебя… никто не умер? Что ты всё молчишь? Не молчи, расскажи, тебе легче будет». Нина покачала головой – ничего не случилось, всё в порядке. В их маленькой семье было не принято делиться горем, перекладывая его на чьи-то плечи. Впрочем, семьи уже не было, но остались традиции, которые Нина соблюдала неукоснительно. Не могла – по-другому.
Она похудела, осунулась, из глаз исчез блеск. На кухне появлялась редко, коротко здоровалась, на вопросы не отвечала, снимала с плиты закипевший чайник и уходила к себе.
Зверева не выдержала первой. И рассказала Рае, как плакала Натэла:
– Пришла на кухню, в дверях встала, глаза огнём светятся… Я в кухне-то одна была, думаю – куда бежать, прибьёт ведь! Ведь есть за что… А она… – Зверева всхлипнула.
