Над Доном-рекой | страница 14
– Таким фраером днём заявился: спинжак цельный, рубаха крепкая, штаны справные. И откуда что взялось? А меньше чем за час всё спустил, опять в свои лохматы обрядился.
– Ребёнка с собой не приводил? – осторожно спросил Харитон.
– Ребёнка? – удивление полового было искренним. – Откель ему взяться?
Харитон наклонился, сильно тряхнул оборванца за плечо:
– Признавайся, ирод, где мальчик?
Посиневшее лицо трехпалого болезненно сморщилось, из безумных глубоко запавших глаз выкатилась слеза, сухой язык с трудом шевелился, выплевывая слова:
– Обманул, сатана. Обещался денег дать, а сам как мальчишку забрал, так и пропал, мне только спинжак остался…
Пощупал на себе лохмотья, бессильно бормотнул, роняя голову на пол:
– И спинжака нету.
Равнодушное тупое лицо буфетчика оживилось:
– Если сударь интересуется, продам рубаху, что на ём была. Сразу видно: господская. – И, не дожидаясь согласия, алчно протянул руку за платой.
Обессилев от виденного, Харитон тяжело шагнул за дверь кабака и почувствовал, как подкашиваются ноги. Тишина, ни единого порыва ветерка не ощущалось в эту вязкую от жары июньскую ночь. Спит река, прильнув к тёмным берегам, спят давно уже Настёна и две дочки-погодки, только он копается в этом дерьме человеческом. Да где-то плачет маленький мальчик, которому Харитон так и не смог помочь.
***
Огромный рыжий кот прыгнул с окна на письменный стол и улегся в круг света, очерченный абажуром бронзовой настольной лампы. Этого усатого бандита Елпидифор Тимофеевич самолично когда-то привёз из родной станицы, с верховьев Дона. Надеялся: будет кому стеречь зерно на складах от прожорливых крыс. Но хвостатый охранник раздобрел, изленился и, сохранив дурной характер, начисто забыл охотничьи навыки. Куда проще выпросить подачку у хозяина.
– Мур-р-р, мя-у…
– Поди прочь, не до тебя.
Потомок дикого камышового кота неторопливо поднялся, обиженно фыркнул, сузив зелёные глазищи, по плюшевой портьере вскарабкался к потолку, перепрыгнул на высокий канцелярский шкаф и застыл изваянием. Лишь слегка шевелящиеся кончики усов выдавали напряженные размышления: зачем хозяин непрестанно меряет шагами кабинет от окна до двери и обратно, словно количество шагов с каждым разом уменьшаются.
Елпидифору Тимофеевичу и впрямь казалось, что стены кабинета теснили его, оставляя всё меньше свободного пространства для ходьбы и воздуха для дыхания. Широко распахнутое окно не помогало: за ним царил всё тот же липкий зной. Да и бессонная ночь не способствовала бодрости.