Нас встречал лейтенант авиации, но судя по размеру живота, явно чиновник, а не пилот, в серо-голубом мундире, странных по-зимнему времени светлых брюках и фуражке с белым верхом. Он повел нас куда-то по рельсам и все время что-то увлеченно рассказывал. Идти по рельсам не слишком удобно и я все время вынужден был следить за длиной шага, который приходилось подгонять под очень неудобный интервал между шпалами. И все же я старался прислушиваться к тому, что переводила мне Двора. Слово "Штайнбрук" оказывается означало "каменоломня" и здесь действительно в свое время была каменоломня, к этому времени – тщательно засыпанная. База, как и следовало ожидать, принадлежала Люфтваффе и была приписана к аэродрому в Калиновке. Но пилоты и техники жили не здесь, а на аэродроме, сама же база была командным пунктом, который и прикрывала эскадрилья с калиновского аэродрома. Этот же аэродром используется как посадочная площадка для самолета Фюрера, с благоговением сообщил нам наш гид. Поэтому уровень безопасности вокруг базы и аэродрома выше всяческих похвал. Вот совсем недавно, восторженно рассказывал лейтенант, буквально пару недель назад, на базу наткнулась банда русских партизан. Наши егеря (тут он чуть не захлебнулся от нахлынувших чувств) обнаружили их еще на подходе и в считанные минуты посекли шквальным огнем, так что никто из бандитов не ушел60. Кроме того, здесь были и совершенно секретные объекты, про которые запрещалось упоминать (но он все же упомянул) и часть из которых находилась под землей. Надо полагать именно эти объекты принадлежали Аненэрбе и, возможно, на одном из них хранили виману, но расспрашивать об этом болтливого лейтенанта не стоило. А мы все продолжали идти и идти по шпалам и уже прошли пару стрелок и разветвлений путей: похоже, что здесь размещалась небольшая станция, скрытая между вербами и осинами. Потом мы свернули и снова пошли по шпалам, но, как мне показалось, в обратную сторону по параллельной ветке. Да, подтвердил лейтенант, мы идем почти что обратно, но это потому что прямая дорога грязная и можно запачкать обувь. В конце этой ветки тоже стоял короткий пассажирский состав: оказывается, в качестве жилых помещений на базе использовали спальные вагоны. Здесь нам предстояло разделиться, потому что Дворе выделили место в "дамском" вагоне, а нас ждал "мужской". Оба вагона выглядели совершенно одинаково и им явно не хватало букв "М" и "Ж" ("H" и "D", в немецком варианте). Двора беспокойно оглянулась на Карстена, но помочь ей мы ничем не могли и лишь проводили ее тревожными взглядами. Хотя нам и был предложен ужин в офицерской столовой, но решено было отказаться и ограничиться дарами пани Ковальской. Наш, сугубо мужской вагон, оказался полупустым и мы заняли купе подальше от других. Но, тем не менее, разговаривать по английски было опасно и Карстен шептал мне в ухо на иврите. Говорил он, разумеется, только об одном – о Дворе, но ничего вразумительного сказать не смог. Мне, признаться, тоже было тревожно за нее.
