!" и мы снова затормозили перед забором из колючей проволоки и будкой охраны. Здесь у нас еще раз и очень пристально проверили документы, после чего охранники открыли забор и дрезина двинулась дальше. Я обратил внимание на то, что это не были фельджандармы, наверное охраной Гитлера занималась особая, привилегированная часть. Наш неторопливый путь угрюмо проследил счетверенный зенитный пулемет с невысокой вышки. Тем временем начало подниматься бледное зимнее солнце, но ничего интересного я не увидел: дрезина пронеслась через засыпанные неглубоким снегом поля и въехала в чернеющий голыми ветками ольшаник. Здесь снег был погуще, но и тут он потерял свою белизну и лежал неопрятным серым покрывалом – зима уже закончилась, хотя весна еще только пробовала свои силы.
Когда вдали показались приземистые бараки, нас остановил очередной блокпост у еще одного забора из колючей проволоки. Здесь уже стояли целых две вышки с такими-же счетверенными крупнокалиберными пулеметами. Пока у нас проверяли документы и Юрген что-то пояснял, несколько раз повторив "Сидоренко" с неправильным ударением, я задумался. Ветка, по которой нас привезли, могла служить путем доставки горючего и прочих грузов, но она явно не была предназначена для уважаемых пассажиров и уж явно Гитлера привозили не этим, малоприятным путем. Из всего этого можно было сделать вывод, что нашу четверку считают посетителями второго, если не третьего сорта, но меня это почему-то не огорчило. Наша дрезина весело прогрохотала по последним метрам железнодорожной ветки и уткнулась в тупик. Мы вылезли на дощатую платформу и сразу-же к нам подбежало несколько автоматчиков, образовав кольцо вокруг нашей группы. Были это явно не простые стрелки: в десантных ботинках вместо армейских сапог и в полевых кепи вместо пилоток или касок. Их короткие пистолет-пулеметы смотрели стволами вниз, но пальцы они держали на курке и у меня не было ни малейшего сомнения в том, что врасплох их застать не удастся. Прошло несколько минут в напряженном ожидании и мне уже начало казаться, что мы раскрыты. Это было бы и не удивительно, потому что вся наша авантюра была совершенно безумным мероприятием на грани фола. Теперь я это осознавал как никогда и мне помогали в этом мрачные лица нацистских коммандос. Вот сейчас мне навстречу выйдет Отто Скорцени со шрамом на щеке и скажет что-нибудь язвительное по поводу израильского дивизионного спецназа.
Но вместо него появился совсем другой персонаж, в щегольской парадной форме со множеством аксельбантов и в широченных бриджах, заправленных в сверкающе начищенные сапоги. Он начал говорить, даже не говорить, а вещать, громким, хорошо поставленным голосом. Двора шептала мне на ухо перевод и я, заметив ревнивый взгляд Карстена, смущенно пожал плечами. Оказывается, нам надо было не в "Вервольф", а совсем в другое место – на базу Люфтваффе "Штайнбрух", где нас давно ждут. Кто именно ждет, он не сказал и у меня появилось нехорошее предчувствие. Впрочем, оно меня не покидало с момента высадки. К счастью, база Люфтваффе находится совсем недалеко и нас отвезет на нее та же самая дрезина. Но так как Фюреру уже доложили о нашем приезде, он захотел увидеть знаменитого археолога, а заодно и услышать о новых находках Аненэрбе из первоисточника. Поэтому, нам всем четверым предстояло сомнительное удовольствие предстать пред светлы очи главы Рейха. Это свидание, признаться честно, шло самым последним номером в длинном списке моих желаний. Но моего мнения никто не спрашивал и, даже если бы оно кого-либо и заинтересовало, мне было бы нелегко его высказать не зная немецкого. Поэтому я не возражал, когда нас повели вдоль бараков. Впрочем, это не очень было похоже на бараки, а, скорее, на веселенькие коттеджи из свежераспиленных и покрытых лаком досок. Над домиками нависали зеленые лапы стройных сосен, а из труб вился дымок – жгли не европейский уголь, а вполне аутентичные березовые полешки. На окнах висели очень симпатичные тюлевые занавески с оборками, на подоконниках стояли фигурки глиняных гномиков и вообще все было очень мило. Война была где-то там, на Кавказе, под умирающим Ленинградом и в сальских степях, насквозь продуваемых ветром. А здесь был покой и уют и это было неправильным, как матерное слово звучащее во время оперной арии. Как-то все это не вязалось у меня ни со словом "бункер", ни с именем Адольфа Гитлера. Неужели он тоже живет в таком уютном домике? Неужели на таком вот милом деревянном крыльце он подписывает приказы, двигающие дивизии на Кавказ и на Волгу? Неправильно это было, неверно! Мне было бы легче, если бы он обитал в мрачном подземном зале с витыми кабелями телефонных проводов на серых бетонных стенах.
