– Треба говорити не "файна дівчина", але – "гарна дівчина". Та і чому ці западенці так погано розмовляють на нашій мові?46
Мне очень хотелось надеяться, что я не слишком исковеркал ни в чем не повинный украинский язык, а вот свой русский выговор я не только не скрывал, но и подчеркнул твердое "г". Реакция трех приятелей была на удивление разной.
– Шо? Та щоб якийсь москаль47…! – начал было Клим, но осекся, так как я усилил захват.
– Що означає "западенці"?48 – спросил третий, парень с тонким интеллигентным лицом в курточке с замшевыми вставками, напомнившей мне советские фильмы про послевоенную жизнь.
Подошел красавец и продемонстрировал Карстену и Юргену свои мирные намерения, показав раскрытые ладони. Помочь Климу он даже не попытался.
– Имре, ти що?49 – удивленно прохрипел тот.
– Але ж він правду каже, Клим – сказал красавец – У Києві по-іншому розмовляють50.
Потом он обратился к нам на неправдоподобно правильном русском языке:
– Прошу извинить моего друга, господа, его поведение недопустимо. Как вы можете видеть, Клим немного перебрал сегодня вечером, хотя это его не извиняет. Сейчас он немедленно принесет даме свои извинения.
Услышав "Ich verstehe nicht51" Юргена, он уверенно заговорил по немецки. Судя по слову "entschuldige", которое я с трудом узнал, он повторял свою русскую речь. Когда мои друзья, удовлетворенные его словами, снова сели, он повернулся к приятелю и произнес одно только слово: "Клим!". Не прозвучало при этом ни просьбы, ни угрозы, а лишь непоколебимая уверенность. Я позволил Климу подняться, после чего он потупив глаза стоял молча еще секунду или две и пробормотал:
– Entschuldigen Sie52…
После чего повернулся и пошел к своему столику, бросив на меня мимолетный взгляд. На удивление, не было в этом взгляде ни угрозы, ни злобы – не было в нем вообще никаких эмоций, как будто приказ Имре "перегрузил" наши отношения. Дисциплине бандеровцев можно было только позавидовать. До меня донеслось негромкое:
– До чого докотилися, Имре! Москалi і німці нас мови вчать53!
– Можна і у москалей повчитися, якщо голова є54!
Признаюсь, имя красавца поначалу показалось мне странным, но я тут же вспомнил о многовековом смешении народов в Галиции. Ну что ж, теперь, наконец, я мог оглянуться на своих друзей. Выглядели они по разному. С лица Юргена сползало напряженное выражение, а с лица Карстена – гневное. Но интереснее всех выглядела Двора. Ее лицо было задумчивым и мягким, умиротворенным, как будто ей сказали комплимент. Впрочем, так оно наверное и было. Думаю, что "жидовкой" ее называли в Гетто неоднократно – было кому, а вот красивой – не часто: боюсь, что умирающим на улице людям и готовящимся умереть бойцам Гетто было не до женской красоты. А еще она увидела то, что в Варшаве было опасно делать открыто – увидела как дают отпор антисемиту. И тут я заметил, что Клим был прав – она действительно красива. Конечно, у каждого свои вкусы. Вот я, например, предпочитаю изумрудные глаза – карим и мягкие волны темно-русых волос – непослушным завиткам черных. И все же Двора была настолько прекрасна в этот миг, что я невольно залюбовался ей. А еще, заметив как Карстен смотрит на нее, я начал догадываться, чем был вызван наш визит в Гетто и даже собрался с укоризной ему об этом сказать. Но Двора, со своим польским языком, несомненно стала полезным дополнением к нашей компании и я прикусил язык. Впрочем, я бы не стал возражать в любом случае, вспомнив истинную цель своей первой заброски.
