– Вы не беспокойтесь, панове – шепнула она – Это же не бандиты какие, а студенты. Конечно, головорезы они те еще, но в нашем доме напасть не посмеют.
Меня не слишком утешила принадлежность троицы к студенчеству, уж слишком часто именно студенты начинали очередную заварушку. Львовские и киевские бурсаки, насколько я помнил, тихим нравом не отличались никогда. Утешала меня лишь экстерриториальность "Варшавы".
Тем временем я начал ощущать воздействие местного пива и, извинившись перед всей компанией, отправился искать туалет. Вполне цивилизованное, даже по меркам моего века, помещение нашлось за бархатной ширмой в углу зала. Не успел я войти и расстегнуть ширинку, как мне в глаза бросились два плаката висевших над унитазом. Оба были выполнены очень качественно, как сказали бы в мое время – с высокой резолюцией, только цветовая гамма немного подкачала – в ней почти отсутствовали синие и красные тона, а зеленый был приглушен. Оба плаката были, очевидно, написаны одним и тем-же художником и напечатаны "в три краски" в одной и той же типографии. На одном из них была изображена женщина с мертвыми глазами в пуховом платке и полушубке, обнимающая тепло одетого подростка со следами дебилизма на лице. Подпись под плакатом гласила:
"Матері, застерігайте своїх дітей від впливу жидівських бандитів42!"
Только тогда я обнаружил на краю шедевра невзрачного "жидовского бандита" в виде уныло оскаленного черепа с буденовкой на голове. Это чудовище осторожно (мать-то все же бдительна) выглядывало из чего-то, что отдаленно напоминало заросли бамбука, но, вероятно, должно было символизировать лесное логово нечестивца. В целом плакат производил чрезвычайно унылое и даже мрачное впечатление и, несмотря на беззубость негодяя, будущее мальчика не внушало оптимизма.
Второй плакат был повеселее. Весь его центр занимал весело улыбающийся солдат Вермахта в зимней полевой форме и, почему-то, с мосинской трехлинейкой за плечами. На руках он держал тепло одетую девочку, целеустремленно демонстрирующую здоровенный ломоть хлеба в левой руке. Несколько изможденных и плохо одетых детей окружали солдата и смотрели на него с надеждой: видно и им грезился ломоть хлеба. Под этим шедевром было написано:
"Вояки Гітлера – це приятелі народу43!"
Какой-то осмелевший от пива патриот уже выколол солдату глаза, но детей не тронул. Вот этот-то плакат, несмотря на выколотые глаза, был как раз исполнен оптимизма. Хотя и в этом случае следовало бы задаться вопросом, хватит ли добрых немецких солдат и ломтей хлеба на всех несчастных детишек Галиции.
