Первой шла довольно высокая и болезненно худая девушка. На ее очень бледном лице, казалось, навсегда застыло удивление. Темные, коротко подрезанные прямые волосы были, вроде бы присыпаны пылью. Но нет, это была седина, хотя вошедшей вряд ли даже исполнилось тридцать лет. "Мира!", обрадованно закричал встречающий парень, снова нарушая все законы конспирации. Я тоже узнал ее28, хотя видел только один раз на фотографии в музее. За Мирой следовали двое мужчин в одинаковых темных кепи. И, хотя одеты они были по-разному, но двигались так синхронно и похоже, чуть ли не в ногу, что, даже без кокард на головных уборах, их армейское происхождение бросалось в глаза. Идущий впереди был явно старше по званию. Он уверенно двигался не глядя под ноги, так, как будто всю молодость провел в подобных бункерах. Возможно, так оно и было, потому что, судя по лицу, его молодость пришлась на Первую Мировую. Второй из вошедших был значительно моложе, моего возраста. Когда керосиновая лампа осветила лица обоих – самые обыкновенные лица – меня поразило их разительное отличие от обитателей подвала. Эти двое вряд ли купались в роскоши, возможно даже недоедали, но они явно не голодали. Кроме того, не было в них того странного спокойствия, которое я видел на лицах обитателей подвала. Эти, последние, потеряли последнюю надежду, уже все для себя решили и готовились умереть с оружием в руках. Я вспомнил слова Арье Вильнера29 и снова почувствовал холодок в груди. Эти же двое еще явно на что-то надеялись. Они пришли с "арийской" стороны, понял я.
– Куда ты нас привела, Мира? – нервно спросил второй, озираясь по сторонам – Где штаб? Где Анелевич?
Кажется, я понемногу начал понимать польский. Не удивительно, ведь кроме своего родного русского я знаю еще два славянских языка: полянский и украинский, причем первый был первоосновой всех остальных.
– Не торопись, Казимеж – сказал пожилой офицер – Не торопись, надо вначале разобраться.
– Мы будем ждать здесь – резко сказала Мира – Если все будет чисто, то за нами придут и отведут в штаб.
А вот это было умно! Люди с "воли" могли могли оказаться провокаторами Гестапо или просто привести за собой "хвост". И тут я сообразил, наконец, что мы попали в неправильный подвал. Это вовсе не был бункер Анелевича! Как такое возможно? Ведь я был уверен, что это то самое место на улице Мила, хотя и не смог бы внятно объяснить свою уверенность. И тут я вспомнил объяснения экскурсовода… Мемориал "бункер Анелевича" не смогли построить на месте его гибели, ведь там уже стояли безликие пятиэтажки новой постройки. С трудом нашли на улице Мила незастроенный участок, разбили там скверик, поставили памятный знак и назвали это место "бункер Анелевича". Не все ли равно? Пусть это будет не надгробный памятник, а кенотаф. Сейчас мы находились внутри того холма, который насыплют через пару десятков лет. Мы стояли под будущим монументом этим людям и имя Миры будет выбито на нем, хотя она и погибнет двумя кварталами западнее. Но сейчас она была жива и пока еще живы были как те, чьи имена будут на том монументе, так и те, чьих имен там не будет.
