– Давно ли ты стал евреем? – спрашиваю я его.
– Уже минут пять – отвечает он и я вдруг понимаю, что это не шутка.
Куда теперь? Этот вопрос он читает в моих глазах и отвечает:
– Улица Милa, дом 18.
Что это за адрес? Не стоит здесь спрашивать дорогу: полиции не видно, а люди все равно ответят привычным "Не разумем". Но мы уже хорошо ориентируемся в Гетто, мы слились с его серыми домами и нам стала привычна гладкая, отполированная временем брусчатка. Мы идем правильно, ведь здесь еще сохранились старые указатели на перекрестках. Улица Дзика тянется куда-то на север и вскоре мы выходим на угол улицы Милa. Когда-то, в мирной предвоенной Польше на домах белой краской выводили номера домов. Но теперь на облезлой облицовке нет ничего. Где же дом 18? Внезапно я узнаю это место. Как такое возможно? Неужели существует генетическая память и этот трехэтажный дом с некогда богатой, а сейчас – облупившейся, облицовкой застрял в ней никогда не существовавшим воспоминанием. Ноги сами понесли меня в этот дом и Карстен, поколебавшись, последовал за мной.
Это был бункер Анелевича… Когда я учился в старших классах, нас возили сюда на экскурсию и никакого бункера уже давно не было, а на его месте стоял грубо обтесанный камень с надписями по-польски и на иврите. Не было старых домов, не было и этого дома, не было заваленных мусором улиц, не было ничего. Был лишь скромный скверик и нарочито грубый монумент посередине. Вокруг лепились безликие однотипные дома, не имеющие, казалось, никакого отношения ни к тому, что творилось здесь много лет назад, ни к этому скромному монументу. Как славно и как удобно ни к чему не иметь отношения… Наш местный гид, старый Томаш, сказал тогда:
– Не стоило здесь строить… Не строят на кладбище…
Эти слова нам потом перевела наша сопровождающая. А еще она рассказала, что посаженные здесь деревья долгие годы не желали расти, нелепо вытягиваясь вверх уродливыми ветками. Но, постепенно, природа взяла свое и теперь бывший бункер окружало кольцо тополей и кленов. На торце дома рядом с монументом кто-то вывел цветным спреем незатейливую матерную фразу. Жизнь в старом гетто продолжалась…
А сейчас ничто не напоминало мне тот тихий варшавский квартал XXI века. Вместо безликих пятиэтажек нас окружали массивные доходные дома с облезшей штукатуркой и обнаженными кирпичами. Не было ни тополей, ни кленов. Здесь вообще не было зелени. И все-же это было то же самое место. Не спрашивайте, откуда я это знал, вот знал – и все. Казалось, я вернулся в детство, в юность и это было как сон. Но то был неправильный, страшный сон. Кошмар.
