Владимир, подойдя к окну, задумался, невольно и рассеянно наблюдая за проходящими через площадь частями.
-Умен и дерзок- мастер маневра. Когда Думенко погнал астраханцев, сумел так ювелирно развернуть ему во фланг корпус Покровского, что тот немедленно прекратил преследование и отступил, опасаясь окружения. Что еще? Жесток? Да, жесток! Когда у тех же астраханцев начдив Зыков был ранен, выбиты все командиры полков и их части расстроились, они толпами и в одиночку побежали в тыл. Врангель тут же сформировал заградотряд из своего конвоя, выслал его на переправы и приказал собирать беглецов, беспощадно расстреливая на месте трусов и паникеров. А как иначе?– Крестинский вопросительно посмотрел в глаза собеседника, жадно внимающего каждому его слову и продолжал: -Седьмого числа, прибыв с ним в только что занятую Великокняжескую, в штабе генерала Шатилова мы наткнулись на только что пойманных на месте грабежа пятерых конников Горской дивизии, арестованных за мародерство мирного населения. Врангель приказал военно-полевому суду их немедленно повесить на главной площади в назидание остальным, причем не снимать сутки! Жестоко, но красные стреляют и вешают не меньше нас.
-Я думаю, что гораздо больше. Ну хорошо, подполковник, а как Ваша контрразведка?
-Пока, Ваше превосходительство, удалось только начать организацию отдела, не было времени…Да и кадры туда надо подбирать…очень тщательно. Вот,– усмехнулся Владимир, -поручик Харузин просился…
-Харузин…,-Романовский на минуту задумался, отвернувшись к окну, -Харузин! А я ведь совсем выбросил его из головы! Надо напомнить о нем…
В эту минуту зазвонил телефонный аппарат. Романовский, сняв трубку, коротко ответил, что выезжает и заторопился, одевая полевую фуражку:
-Едемте со мною, Владимир Алексеевич, Покровский, наконец, собрал всех плененных в Великокняжеской операции в одном месте. Сейчас идет их сортировка, но нас интересует, в первую очередь, командный состав.
…Длинные, в десять шеренг, ряды пленных красноармейцев, опустив головы, под полуденным солнцем понуро ожидали на площади решения своей участи. На многих белели грязные повязки бинтов, некоторых товарищи поддерживали под руки. Было приказано построиться по полкам. Степан, ослабленный большой потерей крови, держался на ногах только благодаря поддержке Гришки да еще одного бойца из их сильно поредевшего полка. Сломанная в двух местах рука ныла и дергала под наскоро наложенной шиной. Его тяжелая, с мокрыми волосами голова бессильно висела на груди, но когда по рядам прокатился глухой гомон, что идут, мол, генералы, он, делая значительное усилие, все же поднял мутные глаза.
