На одном из коротких привалов , перед неширокой речкой, когда казаки расположились на перекур поодаль, Владимир, наконец-то, признался Ольге, почему он тогда, той зимней ночью, в сторожке, едва придя в себя, еще в полубреду, тотчас же вспомнил о своих погонах и так неожиданно обрадовался тому, что погоны все- же уцелели:
– В Богучаре, Оленька, впервые столкнувшись с красными разъездами и потеряв убитым первого спутника, мы, переписав каждый себе, зашили в погон те важные документы, которые везли…Не знаю, почему именно- в погон, но так решил наш старший, полковник Мезенцев. И, как показала жизнь, не напрасно!
Он умолк, ибо один из сопровождавших, молодой казачок, подойдя почти вплотную, весело спросил: – Что за речка это, ваше благородие? Узкая да быстрая!
– Речка эта -Татарка,– Крестинский посерьезнел и поднялся, -скажи станишникам, пусть поят лошадей, через десять минут выступаем!– и, повернувшись к Ольге, выдержав паузу, коротко сказал: -Это секретные списки красных агентов, работающих в наших штабах!
-Что, есть и такие?– она скептически усмехнулась.
-На войне, как на войне, дорогая…Обещай же мне, что если со мной…Ну ты понимаешь! Запомни: список в правом погоне.– И, возвысив голос в сторону казаков, воскликнул: -Что ж, братцы, по коням! Время торопит!
Всю дорогу Ольга ехала молча, о чем-то раздумывая. А на следующем привале, когда казаки, наконец, угомонились, отведя Крестинского в сторону, тихо сказала:
-Владимир, ты не должен этого делать.
-Что, Оленька? –не понял вначале тот, но взяв ее за плечи , встретил горящий настойчивый взгляд. Ольга глаз не отвела и раздельно сказала:
-Ты не должен…выдавать этих людей! Их тут же казнят!
Крестинский опустил голову и, взяв ее за ладонь, молча пошел в меркнущую на закате, затихающую степь. В его душе тоже, все эти месяцы, боролись две мысли, два начала, два исхода. Но как он не размышлял, какие доводы не приводил и с той, и с другой стороны, долг офицера, боль за поруганную Родину, всегда одерживали верх.
-Дорогая, я тебя впервые, да-да, впервые после…нашей встречи, не понимаю. Вернее, я понимаю, что…Да! Возможно, их казнят. Но не сразу, будут же разбирательства. И потом, бывают ведь и двойные агенты… Но ты… Потерявшая от их рук отца!…Хотя, нет-нет. Я не взываю к лютой ненависти и мести, мы православные люди, а не какие-нибудь… абреки! –он смолк и глубоко задумался. Степь огласилась свирельным треском тысяч цикад, воздух посвежел, но росы еще не было. В темном небе вдруг засияли россыпи тысяч звезд, четко обозначился туманный мерцающий крест Стожар. Ольга тоже думала о чем-то своем. Они стояли, прислонившись спина к спине, но крепко держась за руки. Владимир тихо говорил, глядя в небеса:
