– Надо стрелять для свалки, пусть народ сметёт его как лавина безудержная! – злобно сказал Пётр и начал стрелять в офицеров, сопровождающих императора.
Тогда же поручик Корсаков взвёл ружьё и прицельным выстрелом в голову снёс с коня одного из свиты Николая, приблизившегося к позициям полка наиболее близко. Труп с пробитой головой повис на лошади, и алая кровь с мелкими кусками черепа начала стекать в утоптанный серый снег. Видевшие это бабы закричали словно ошпаренные и кинулись прочь с площади. Кто-то из солдат подбежал к лошади и хотел взять её за узды, чтобы снять покойника, однако животное от страха метнулось прямо в толпу ротозеев. Народ в ужасе наблюдал за болтающимся в седле мертвецом, из головы которого ручьями лилась кровь. Паника распространилась мгновенно, и люди с криками побежали прямо на Николая. Тут же сообразив, что бегущая толпа просто сметёт его, он встал на стремена и властно, что было мочи закричал:
– Шапки долой!
Это подействовало на мужиков и баб словно ушат холодной воды. Они остановились перед своим государем и начали пятиться назад. К этому времени на Сенатскую подкатили пушки для усмирения восставших. Люди завидев дула орудий, устремлённых на них, развернулись и побежали в противоположную сторону, пытаясь укрыться за спинами гвардейцев.
– Они не посмеют стрелять! – сказал Пётр, предчувствуя что-то неладное.
– Что же это такое, маменька, сейчас палить будут! – испуганно и тяжело дыша, кричала румяная девка в синем платке, убегая следом за розовощёкой бабой.
– Прячься дура! Быстрее! – задыхаясь больше от страха чем от усталости, отвечала ей баба, пытаясь понять куда бегут люди.
К императору подъехал генерал-майор конногвардейского полка и отрапортовал:
– Орудия готовы, государь-император! Отдайте приказ!
– Первый залп по черни! – сухо ответил Николай, до сих пор рассчитывающий на сложение оружия восставшими мятежными полками.
Пушки взвели выше цели, зарядили снаряды с картечью и подожгли фитили. Раздался первый залп: чугунные и свинцовые пули разлетелись в сторону гвардейцев, прошивая одёжку солдат навылет. Основная часть снарядов попала в народ, без толку сбившийся в кучу за гвардейцами. Сразу же несколько выстрелов разорвали румяную девицу в синем платке, её окровавленное тело подхватила розовощёкая баба, в беспамятстве заливаясь слезами:
– Убили! Убили! – орала она как сумасшедшая и, размазывая ладошкой кровь по лицу дочери, причитала, – Маруся! Маруся доченька!
