— Речь идёт о возможном заговоре.
— Главное слово здесь «возможном», — перебил Максиан. Вся эта подковёрная возня начинала раздражать. — Кому какое дело до вашей паранойи, господин Первый Советник?
Корнут недовольно скривил губы:
— Мой долг, как вам известно, просчитывать любые варианты. Даже пусть со стороны они кажутся абсурдными.
— За это я вас и ценю, — одобрительно кивнул Юстиниан. — И если допустить, что вы правы, то дела обстоят хуже некуда. Как доказать причастность кого-то из знати, если полиция даже обыск провести не может без одобрения Сената?
Теперь всё встало на свои места. Старая песня о полномочиях полиции. Похоже, король так и не отказался от своей задумки. Он уже давно жалуется на недостаток власти короны. Хотя полиция под его юрисдикцией, но за Сенатом последнее слово во многих вопросах и это задевает его самолюбие.
— Вы утрируете, Ваше Величество, — мягко возразил Максиан. — Сенат довольно быстро реагирует на подобные запросы.
— Вы прекрасно знаете, какими вескими должны быть причины, чтобы выбить ордер, — раздражённо отозвался Корнут. — Это потеря драгоценного времени и очевидная фора для преступников. Стоит ли удивляться беспомощности полиции?
— Точнее, беспомощность короны, — поправил Юстиниан. — У Сената слишком много власти. Даже вы, Максиан, будучи принцепсом, ничего не решаете самостоятельно. Какой тогда толк от вашего поста?
— Этому обязывают Заветы, — напомнил Максиан, — и только благодаря им Прибрежье уже три века остаётся единым государством.
— Да-да, мы все хорошо знакомы с Заветами, — закатил глаза Корнут. — Не забывайте, в них есть и слабые стороны. Что будет, если гнилая идея сопротивленцев поселится в головах осквернённых и те вдруг решат, что заслуживают права наравне со свободными?
Это был удар ниже пояса, и предназначался он не ему. Корнут знал все слабые места советников и умело дёргал за ниточки, когда дело касалось его интересов. Бывший рядовой служитель при Храме Песен, он каким-то чудом оказался наставником Юстиниана ещё при правлении Урсуса. Религиозность принца стала первой струной, на которой умело сыграл Корнут в своё время. Прирождённый манипулятор, ничего не скажешь.
Слова канселариуса достигли цели. В глазах присутствующих проскользнул с трудом прикрытый ужас. Даже Силван нервно заёрзал на стуле. Страх перед осквернёнными — универсальный рычаг давления на свободных. Кому захочется, чтобы эти уродливые существа, которым под силу растереть в порошок любого на своём пути, свободно разгуливали среди людей?
