- Если не возражаете, я предложу вам чай и бисквиты, их пекли вчера, - мне хотелось исправить неловкость, которую я допустила.
- От чая не откажусь, - сказал мужчина, - а в остальном – подожду завтрака. Не терпится попробовать, что вы приготовили.
Я вскипятила воду, заварила чай и поставила на поднос кувшинчик со сливками, сахарницу и две чашки.
Мужчина придержал мне двери, пропуская в гостиную. Я поставила поднос на стол, отдернула шторы, впустив в комнату свет, и предложила присесть.
- Благодарю, - мужчина снял цилиндр и положил его вместе с саквояжем на диван.
- Пейте, - сказала я, пододвигая чашку и подавая ложечку. – А я разбужу Этьена.
- Не стоит поднимать его так рано, - сказал мужчина. – Пусть выспится. В столице он всегда ложится за полночь, а вскакивает на рассвете. Деревенская жизнь пойдет ему на пользу.
- И все же… - я сделала книксен и поспешила наверх. Мне оставалось лишь надеяться, что мужчина не окажется вором, и серебряные ложки де ла Маров останутся на месте.
Я успела подняться только на один лестничный пролет, как встретила мадам Софию. В утреннем платье и чепце она спускалась по лестнице, позевывая и прикрывая рот ладонью.
- Это вы, дорогая Розалин? – спросила она. – Мне послышались какие-то голоса…
- Привезли документы с фабрики, для Этьена, - пояснила я. – Хочу его разбудить.
- Документы с фабрики? – мадам София направилась в гостиную.
Я задержалась на ступеньках и не прогадала.
- Лео! Дорогой месье Вандербильт! – услышала я голос Софии и ее смех. – Надеюсь, ничего не случилось? С чего это вы примчались сюда, бросив столицу?
- Ничего не случилось, мадам, - ответил ей мужчина. – Простые формальности…
Лео Вандербильт. Наверное, это его упоминал Этьен, когда говорил о машинах. Лео хочет, чтобы машины покупали аристократы, чтобы каждая машина была эксклюзивом, сокровищем, достойным оказаться в музейной коллекции.
Что ж, не самое глупое деловое решение. Может, не такое благородное, как обеспечить машинами все слои населения, но уж точно выгодное.
Я вошла в спальню и несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая сердце, прежде чем будить графа. Во сне лицо у него было почти мальчишеским – морщинка между бровями разгладилась, и я позволила себе несколько секунд полюбоваться им. Полюбоваться чужим мужем. Я склонилась над постелью, рассматривая Этьена. Он считает меня своей женой, а я ни разу не могла посмотреть на него без боязни. Только сейчас я заметила небольшой шрамик над бровью и родинку на шее, и что уголки губ у графа приподняты, как будто и во сне он чуть улыбается.
