Ей снилось, как сносят старый дом. Она видела огромный раскачивающийся шар (и филологический ум, не до конца нейтрализованный снотворным, параллельно вспоминал – бум? било?), под ударами которого рушились стены. Палевый комочек метался от одной полуразрушенной стены к другой. Наконец, машина, на которой был установлен шар, уехала. Начавшийся дождь прибил пыль, и блондин наконец-то решился вылезти из руин; выйти из того, что еще недавно называли домом; посмотреть на технократический пейзаж со стороны.
…На пейзаж это было мало похоже. Дождь усиливался, намереваясь перейти в грозу, и палевый пошел куда глаза глядят. Или, вернее, куда уши слышат. А уши слышали далекого Люсьера, воспевающего домашний уют и тепло. Так он оказался на пороге Дома.
Марфа Сергеевна ощутила его присутствие довольно быстро. Он вел себя как типичный домовой. Гремел на кухне кастрюлями, вызывая своим чувством ритма восторг у Марты. Прятал очки – ладно бы только диоптрийные бабушкины, так ведь он еще и на Мартины солнечные очки покусился! Правда, очки Тобик легко находил. Новосел заплетал по ночам в косицы веточки девичьего винограда на кухне. Марфа Сергеевна вместе с Тобиком их по утрам расплетала. За озорной характер бабушка прозвала его petit diable6. Именно так гувернантка-француженка когда-то называла маленькую Марфу. Вслух бабушка обращалась к палевому менее изысканно – Петя. И Петя довольно быстро освоился с новым именем, забыв, как его звали в предыдущем доме.
В одном доме не должно быть двух домовых. Однако, как говаривал уважаемый бабушкой Николай Васильевич, «ну да и где ж не бывает несообразностей?.. А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают»7.
Марта, предпочитавшая западную классику, со смехом добавляла к словам Николая Васильевича: «На свете много есть такого, что нашим мудрецам не снилось»8.
Кстати, назвали Марту в честь бабушки, переиначив имя Марфа на западный манер, в результате чего получилось «Марта», посему Мартино западничество было врожденным.
Тобик тяготился Люсьером и начинал икать, заслышав Рамштайн. В комнату Марты Тобик старался заходить как можно реже – разве что Марта теряла носок или флешку в своем творческом беспорядке и ей требовалась скорая помощь. Петя же при звуках тяжелого рока подсаживался поближе к колонкам и упоенно вслушивался в деструктивные музыкальные изыски. Поэтому достаточно быстро жилищная проблема была решена – в комнате Марфы Сергеевны обосновался Тобик, а Петя облюбовал обиталище Марты. Столовая, «каминный зал», гостевая комната и библиотека были признаны общей территорией. Тобик так и не смог признать несерьезного заполошного Петю полноправным жильцом их дома, принимающим участие в его судьбе – как того требует профессиональная этика домовых; однако, вполне смирился с новым соседом и лояльно относился к его мальчишеским выходкам.
