— Дешевый маскарад, — пробормотал мужчина рядом со мной, а поймав мой настороженный взгляд, добавил, — не верю я в это возвращение блудной жены. Поговаривают, что девку сюда силой приволокли. Вон те, — он ткнул пальцем в кучку суетливых журналистов, — ждут скандала. Говорят, на центральные каналы пойдет трансляция. Если признают ту аферу… — следующие его слова потонули в гуле голосов.
На площадь вышел глава клана. Смотрелся он помятым и нервным. Рядом важно вышагивал его заместитель. В глаза бросалось, что каждый не обрел полной человеческой трансформации. Кто-то мог решить, что такое возможно из-за нервного напряжения, но более внимательный понял, что тут практикуют жизнь в зверином обличии. Порой так поступали в тяжелые времена после ранений, психических расстройств или же в период голода. Мало кто из здравых перевертышей позволил бы себе так рисковать потерять основную свою часть, именуемую разумной. Долгое нахождение в звериной ипостаси могло вылечить тело и дух, но существовал огромный риск потеряться в инстинктах и низменных потребностях. Вернуться из долгого плена зверя без потерь мог далеко не каждый.
Поверить не мог, что это жалкое создание посмело покуситься на мою женщину. Лони предупредил, что выродок все рассчитал: позвал старейшин, пригласил прессу. Подозреваю, что запугал мою девочку, чтобы заполучит ее согласие. Не хотелось даже думать, как ему удалось заставить ее принять участие в этом фарсе. От жутких мыслей в голове помутилось. Знаю, он не посмел бы причинить ей боль, чтобы никто не учуял и не заметил принуждения. Сколько бы он не заплатил свидетелям, никто не станет идти против закона с очевидными нарушениями канонов. На это и был мой расчет.
Вот только я не ожидал, что медведь так отчаянно пожелает прорваться сквозь толпу и сломать скалящегося ублюдка Тода на месте.
ЛАКМИ
Сердце стучало отбойным молотком, отдаваясь шумом в ушах. Только это не мешало мне слышать, что говорил бывший. Тот, который собирался стать настоящим. Всего лишь несколько минут назад он нависал надо мной в разгромленной гостиной собственного дома. Лишь сегодня, при свете дня я оценила весь масштаб его деградации. Во время нервного напряжения мужчина не мог говорить и начинал злобно фыркать, а потом и рычать от бессилия. Его зрачки мерцали, меняясь от человеческих до звериных. Когти подрагивали. Как он не набросился на меня — стало загадкой. Ведь я так и не отвела глаз, не опустила головы. Я продолжала стоять напротив него, скрестив руки на животе и не скрывая босых ступней.
