— Ты — идиот, Олэн Чантер. И трус. Почему нельзя хоть раз попробовать?
Он склонился, слова были кинжалами:
— Почему нельзя хоть раз быть обычной девушкой, а не злым фриком?
— О чем ты? — что-то холодное и неприятное разбило мой гнев. Что-то, что шептало, что я знала, о чем он говорил, хоть делала вид, что нет. Что я всегда знала, что люди так меня видели. Что это было правдой.
— Тебе всегда нужно решить проблему, Элли. Ты всегда злишься из-за чего-то, что решила исправить. Ты никому не доверяешь. Ты не можешь быть счастлива. А теперь хочешь сделать всех нас несчастными с тобой.
— Ты не должен был приходить, — отчеканила я слова, чтобы не было ошибки. Я заставила губы перестать дрожать, дала ярости наполнить меня. Но ничего не могла поделать с дрожью тела. Гнев делал так с человеком.
Они думали, что я буду хорошей и просто сдамся? Тогда они меня не знали.
Я никогда не сдавалась.
И я не была хорошей девочкой.
— Ты права, — скованно сказал Олэн. — Я зря потратил время.
Он бросился прочь, и я не успела ничего сказать. Ветер трепал плащ, чуть не сорвал его с Олэна. Я дала себе расплакаться. Было приятно плакать, когда меня никто не видел. И никто не мог узнать мои слабости.
Слезы пропитали повязку, я пробралась в палатку, опустила клетку у маленького матраца и села на него со стуком. Ледяной ветер терзал палатку снаружи. Внутри я замерзла не только физически. Лед полз по венам, что-то затвердело во мне.
Завтра я поймаю того единорога. А потом использую ключ и уйду в круг, чтобы освободить отца и сестру. И никто меня не остановит. Ни Олэн. Ни вся деревня.
— Правда или ложь, — спросил Скуврель во тьме. — Ты влюблена в того человеческого мальчишку.
— Ложь, — прошипела я. Но настоящей ложью был мой ответ.
Глава сороковая
Я не плакала, пока собирала вещи в сумку, которую мне дала мама. Сдаться — признать, что отказ деревни и всех, кроме моей семьи, оставил раны, которые я чувствовала, а я не собиралась так их радовать. Особенно Олэна.
Когда я закончила собираться, я развела костер. Я поставила клетку у огня, когда он разгорелся. Только потом я сняла повязку и осмотрела ключ.
— Правда или ложь, — сказал Скуврель. — Это самое красивое, что ты видела.
— Ложь, — сказала я. Самым красивым был он, но я не собиралась признавать это.
— Правда или ложь, — спросила я, стараясь не краснеть от своих мыслей. — Ты знаешь, как использовать этот ключ.
— Я знаю, как открыть круг, — согласился он.
— Ключом? — уточнила я. Он был красивым — золотым, хотя не из настоящего золота. Ни у кого в Скандтоне нет золота. Точно не столько.
